Текущая версия страницы пока не проверялась опытными участниками и может значительно отличаться от, проверенной 14 мая 2019; проверки требуют.
Международный отдел явился фактическим преемником Исполкома Коминтерна после роспуска последнего в 1943 году. Он развивал и поддерживал, в том числе и финансово, становление и развитие коммунистических партий в разных регионах мира.
Международный отдел курировал и координировал все внешнеполитические аспекты деятельности Министерства Иностранных Дел , КГБ , соответствующих отделов Министерства обороны («отдел не отвечал за дипломатическую, разведывательную и другую деятельность наших государственных учреждений в отношениях с зарубежными странами и не курировал деятельность этих организаций», - отмечал бывший консультант Отдела проф. Меньшиков, Станислав Михайлович ), а также своеобразных «мозговых центров» - и, оказывал помощь Отделу пропаганды и агитации ЦК КПСС и советской прессе в ведении различных пропагандистских компаний, руководил деятельностью редакции журнала «Проблемы мира и социализма ».
Через эту сеть велось распределение материальной помощи, а также пропаганда и идеологическое руководство в международных вопросах.
Международный отдел играл важнейшую роль в планировании, координировании и руководстве различными «активными мероприятиями», то есть программ дезинформации и подлогов, направленных на дискредитацию представления о США в других странах и подрыв американских внешнеполитических целей.
В штате Международного отдела в 1986 году было около 300 человек, относившихся к различным географическим и функциональным бюро. Также к работе в отделе привлекались референты и инструкторы, состоящие в штате других организаций (например, Академии наук СССР).
Размещался Международный отдел в комплексе зданий в Москве на Старой Площади, дом 8/5, в «Третьем подъезде».
После распада (роспуска) Международной организации Коминтерн , роль его правопреемника выполнял Международный отдел ЦК КПСС .
По данным Государственного департамента США , в 1986 году в международном отделе работали.
Предлагаемые документы связаны с именем академика А.М.Румянцева — первого директора Института конкретных социальных исследований. Будучи вице-президентом АН СССР, он "курировал" общественные науки, и публикуемые записки в ЦК КПСС отражают характер и направленность его деятельности в основном на этом посту.А.К.: От себя хочу заметить, что из недр этого институа и вообще их круга академика Румянцева вышли многие заметные прорабы перестройки времен Горбачева.
Документ 1
N 21639, 1970
В ЦК КПСС
Считаю необходимым поставить в известность Центральный Комитет партии о некоторых фактах, вызывающих серьезное беспокойство в отношении методов руководства нашими общественными науками.
Объективность требует признания определенных успехов гуманитарных областей знания. Можно назвать ряд оригинальных исследований — монографических и коллективных. Возрос удельный вес практических рекомендаций, имеющих немаловажное значение для экономической, социальной и международной политики партии, в том числе для борьбы против растущей опасности маоистского экстремизма. Позволю себе также сослаться на впечатления от международных научных конференций и встреч последнего времени: активный интерес к выступлениям и идеям советских ученых — показатель расширения сферы нашего влияния (и еще больше — возможностей его), влияния не только на марксистскую и социалистическую мысль за рубежом, но и на демократическое, антиимпериалистическое и антимилитаристское крыло буржуазной общественности.
Разумеется, это не значит, что в работе наших ученых-обществоведов нет серьезных пробелов. Самый существенный из них — неизжитое еще отставание от проблем, поставленных жизнью, глубокими изменениями в мире, революционного движения и социалистических преобразований. Многие проблемы встали по-новому и ждут творческого изучения. Им противопоказаны комментаторство, схоластика, пережевывание одного и того же. А эти недостатки весьма ощутимы. Ограничивая возможности разработки научных оснований для политической практики, они существенно снижают и эффективность нашей борьбы с идейными противниками.
Очевидно, что изживать эти недостатки нужно такими методами, которые способствовали бы росту инициативы и активности марксистов-гуманитариев. Об этом четко сказано в известных партийных решениях по идеологическим вопросам. Необходимость такого подхода никто не отрицает. На деле же получается не совсем так. В целом ряде случаев мы сталкиваемся с тем, что место конструктивной критики результатов научных исследований занимают грубые, неквалифицированные "разносы", унижающие достоинство ученых и препятствующие творческой работе. Встречаются и случаи прямого произвола, особенно в организации научных дискуссий и определении судьбы ряда научных направлений.
Вот некоторые из фактов.
1.В 1968 году издательство "Наука" выпустило книгу сотрудника Института экономики АН СССР Б.В.Ракитского "Формы хозяйственного руководства предприятиями". И сама тема, и характер разработки ее тесно связаны с потребностями экономической реформы. Ставятся вопросы, носящие поисковый характер и еще требующие дискуссии. Книгу положительно оценила научная печать — у нас и в Болгарии. Тем удивительнее тон статьи "Ошибочные позиции" (авторы тт. М.Ковалева и К.Корытов), с которой выступила 5 марта 1970 г. газета "Социалистическая индустрия". Рецензенты совершенно обошли главную идею книги (3/4 текста) о необходимости создания производственных объединений. Они сосредоточили внимание не на действительных слабостях в аргументации тов. Ракитского по отдельным вопросам. Произвольно толкуя текст, авторы приписывают исследователю политические ошибки и несуществующий "замысел" — заменить социалистические методы хозяйствования рыночным регулированием.
Статья в газете "Социалистическая индустрия" была обсуждена Ученым советом Института экономики 7-9 апреля с.г. Выступило более 20 человек. Общее мнение: статья искажает содержание книги, а своим тоном и подходом мешает развитию нашей экономической мысли (прилагаю заключение ведущих специалистов).
2.Настораживает, что это не первая попытка такого рода. Аналогичный характер носила критика взглядов покойного академика Е.С.Варга по теоретическим проблемам современного государственно-монополи стического капитализма со стороны той же М.Ковалевой в книге "К вопросам методологии политической экономии капитализма", одобренной в рукописи экономической кафедрой АОН (выпущена издательством "Мысль", редакцией АОН и ВПШ в 1969 г.). Несостоятельность и заушательский характер этой псевдокритики были вскрыты акад. Н.Н.Иноземцевым в докладе на совместном заседании ученых советов институтов отделения экономики АН в ноябре 1969 г. (см. журнал "Мировая экономика и международные отношения", N1, 1970).
Дело доходит до того, что крупных ученых, разрабатывающих сложные проблемы экономики мирового капитализма, пытаются скомпрометировать, прибегая к элементарно нечистоплотным приемам. "Экономическая газета" 16 марта 1970 г. опубликовала заметку, обвиняющую члена-корр. АН СССР А.Г.Милейковского в том, что он, якобы, смешивает капиталистическую государственную собственность с общественной. Обвинение малограмотное, поскольку автор заметки, видимо, сам отождествляет общественную собственность с общенародной социалистической, и к тому же совершенно бездоказательное обвинение. Для фабрикации его использованы ротопринтные тезисы доклада т. Милейковского на межвузовской конференции. Заметка появилась через полгода после конференции. Автор произвольно соединил два тезиса и не посчитался с текстом доклада.
Но хуже всего то, что газета не захотела исправить несправедливость, несмотря на письмо т. Милейковского, протест кафедры Финансово-экономического института и редакции журнала "Вопросы экономики". А зав. сектором отдела науки ЦК П.А.Скипетров заявил т. Милейковскому, что у нас не принято давать опровержения в печати. Ученый не получил даже ответа на свои письма ни от Отдела науки, ни от редакции "Экономической газеты". Между тем и там и тут хорошо известны как научная репутация т. Милейковского, так и большой вклад, вносимый им в выработку практических рекомендаций для директивных органов.
3.Вот другой характерный факт, сообщенный мне директором Института экономики мировой социалистической системы О.Т.Богомоловым и секретарем парторганизации института ВА.Кайе. Речь идет о действиях т. Скипетрова по отношению к докладу "Ленин и развитие теории строительства социализма", подготовленному доктором философских наук А.П.Бутенко для международной научной конференции "Ленин и мировая социалистическая система" (январь 1970 г.). Докладчик прослеживал развитие взглядов Ленина на пути и средства строительства социализма, подчеркнув поворотное значение X съезда РКП и новой экономической политики. Тема — важная, имеющая значение для современной экономической теории.
В тексте доклада, по мнению дирекции и партбюро института, есть и спорные и неудачные формулировки. Но в нем нет политических ошибок и тем более ревизионизма, который требовал вменить автору в вину т. Скипетров. Последний грубо, в недопустимом тоне оказывал давление в этом смысле на руководство института.
Как ни существенна моральная сторона вопроса, еще существеннее деловая. Институт экономики мировой социалистической системы поставлен в трудное положение. Интересы теории и прямые практические нужды, настоятельно подчеркиваемые Отделом соцстран ЦК, требуют разработки поисковых тем и проблем, выдвижения новых идей. Административное же давление и мелочная опека со стороны аппарата Отдела науки явно мешают этому.
4.Особенно болезненно сказывается применение осужденных партией методов администрирования в науке на положении некоторых областей исторического исследования.
Принимая в 1968-1969 гг. решения о разделе Института истории на два института — истории СССР и всеобщей истории — и определяя программу их деятельности, ЦК КПСС подчеркнул первостепенное значение разработки марксистско-ленинской методологии истории. Особо важной эта задача становилась для Института всеобщей истории в виду его комплексного характера. В связи с этим в состав института полностью перешел бывший сектор методологии истории Института истории, уже проделавший немалую работу в данной области. Тем более странно, что при окончательном редактировании проекта структуры нового института в Отделе науки ЦК этот сектор был упразднен — не только без согласования с секцией общественных наук Президиума АН СССР, но даже без сообщения нам мотивов этого решения.
Результатом явилось постепенное свертывание работы, задержка с изданием уже готовых трудов. Усугубила положение статья трех преподавателей МГУ (тт. А.Корнилова, Н.Прокопенко, А.Широкова), опубликованная газетой "Советская Россия" 28 февраля с.г. В статье, направленной против сборника "Историческая наука и некоторые проблемы современности" (издательство "Наука", 1969), делалась попытка политически дискредитировать бывшего руководителя сектора методологии т. М.Я.Гефтера и некоторых других исследователей. Безапелляционный тон этой статьи и характер обвинений, предъявленных группе историков (меньшевизм, совпадение со взглядами буржуазных фальсификаторов, попытки "опровергнуть основополагающие выводы марксизма-ленинизма" и т.п.) были очевидно рассчитаны на то, чтобы поставить этих историков вне партии и вне науки.
Проведенное секцией общественных наук АН сличение газетной статьи с текстом книги обнаружило абсолютную недостоверность критики с фактической стороны. Соответствующая справка была направлена в апреле с.г. в ЦК КПСС. Следует добавить, что авторы статьи исказили не только точки зрения критикуемых ими ученых, но и взгляды Ленина по таким вопросам, как гегемония пролетариата, взаимоотношения его с другими классами, оценка национально-колониальной политики царизма и др.
Ясность в оценку книги могла бы быть внесена объективным обсуждением ее с участием широкого круга специалистов. Необходимость такого обсуждения диктовалась проблемным характером сборника, отражающим существование спорных вопросов и разногласий среди историков по конкретным сюжетам. Естественно было бы организацию такой дискуссии возложить на саму Академию наук, тем более, что на страницах книги выступают сотрудники восьми академических институтов, а также ИМЛ и ряда вузов. Но вместо непредвзятого творческого обсуждения по отношению к данной работе применили особую процедуру. Ее рассматривали на заседаниях кафедр АОН при закрытых дверях, без уведомления и приглашения редакторов и авторов. На деятельность комиссии, созданной Отделением истории после выхода газетной статьи, оказывался определенный нажим со стороны работников Отдела науки ЦК.
Искусственно создается нервозная обстановка. В ней стали возможными такие произвольные акты, как ликвидация в Институте всеобщей истории группы по подготовке к Всемирному конгрессу историков, в которую входило большинство бывших сотрудников сектора методологии. Некоторые сотрудники были уволены. Делается это буквально накануне конгресса и явно в ущерб делу. И в целом нельзя не испытывать беспокойства по поводу того, что в такой момент, когда необходимы максимальные усилия для консолидации творческих марксистских сил историков, их будоражат выискиванием "крамолы" и ее мнимых виновников.
Нельзя не признать определенную вину в этом отношении самой Академии наук. Тем не менее, ее возможности резко ослаблены действиями, которые, будучи не согласованы с руководством секции общественных наук и Президиумом АН, чаще всего становятся известными тогда, когда они уже совершились.
5. И еще один пример. В связи с выходом книги "Ленинизм и диалектика общественного развития" (Издательство "Наука", 1970), подготовленной Институтом философии АН, было проведено обсуждение ее на бюро Отделения философии. Само обсуждение — дело нормальное, в данном случае тем более нужное, что книга содержит спорные положения, а некоторые разделы ее не удались авторам. Возражения, однако, вызывает и в этом случае своеобразная процедура обсуждения, которую пытаются сделать "нормой" — вопреки научным традициям и партийной этике.
Председательствовавший на заседании академик-секретарь тов. Константинов объявил, что в первую очередь слово будет предоставлено тем, кто к книге относится критически. Таким образом, организаторам заранее было известно не только, кто будет выступать, но и что они будут говорить. Большинству не вошедших в эту категорию слово не дали. Не было предоставлено оно и некоторым авторам.
Сомнительно, чтобы материал проводимых таким способом дискуссий, как и стенограммы закрытых обсуждений, могли быть основой для надежных объективных выводов. Между тем случаи такого рода стали в последнее время не единичными (прилагаю письмо научного сотрудника т. Баткина в связи с обсуждением работы по истории средневековья).
Отмеченные выше и сходные с ними факты нуждаются, на мой взгляд, в принципиальной оценке. Их связывает одна общая черта — стремление привнести в общественную атмосферу недоверие к нашим научным кадрам, к их идейным качествам и устойчивости по отношению к буржуазной, немарксистской идеологии. Такой взгляд не только необоснован, неправомерно пессимистичен, но и опасен. Его оборотная сторона — преувеличение силы и возможностей наших идейных противников. Под сомнение ставится, в сущности, непреложность победы марксистского, ленинского мировоззрения в научном сознании, в мышлении и деятельности советских ученых.
Хотят или не хотят люди, зараженные этим негативизмом, их позиция и действия наносят прямой практический и политический ущерб. Страх — плохой советчик. Научные работники, которые боятся того, что их неправильно поймут, и потому стараются подогнать свои взгляды и предположения под привычные формулировки, не смогут оказать своевременную помощь партии в решении новых и сложных проблем общественного развития. Развитие социальных наук, как подчеркивали Маркс и Ленин, должно носить опережающий_характер по отношению к текущим событиям, иначе наука и не нужна.
А это опережение в свою очередь возможно лишь при условии свободного обмена мнениями в научной среде. Разнообразие точек зрения среди ученых, стоящих на почве единого мировоззрения, — естественно и даже необходимо. Вредна лишь претензия какой-либо группы ученых на обладание истиной. Когда же монополистами пытаются стать люди, которым партия доверила руководство научной жизнью, и когда эти люди применяют для этого командные приемы, возникает угроза разрыва между наукой и политикой, блокирования выходов из науки в политику.
Нельзя не посчитаться также с психологическими и организационными издержками такого положения вещей. С одной стороны, внимание и силы ученых от решения конструктивных задач отвлекаются на самозащиту, подчас становящуюся нервной, преувеличенной. С другой стороны, искусственно создаются конфликтные ситуации, преодоление которых оказывается порой сложным и хлопотливым делом, без нужды забирает массу сил и внимания у руководящих органов.
Конечно, за извращение истины и опорочивание ученых в печати несут ответственность прежде всего редактора газет и руководители издательств. Возникает, однако, впечатление, что отдельные факты не изолированы, что их порождает неверный, некомпетентный подход, имеющий место в повседневном руководстве научными учреждениями, особенно — гуманитарными.
Думается, что назрела необходимость в специальном рассмотрении этих фактов с тем, чтобы выявить причины и источник неправильных административных действий в сфере руководства научными учреждениями, а также дезинформации общественного мнения о положении дел в социальных науках. Убежден, что только вмешательство Центрального Комитета может оздоровить обстановку в этой области.
Член ЦК КПСС А.М.РУМЯНЦЕВ
Резолюция на записке
К Ст. 103/8с 21639
1) Ознакомить секретарей ЦК КПСС, а также т. Трапезникова С.П., т. Пельше Н.П.
2) Обменяться мнениями на Секретариате.
Документ 2
СТ-2403Секретно
В своей записке член ЦК КПСС т. Румянцев A.M., признавая определенные успехи в развитии общественных наук, информирует "о некоторых фактах, вызывающих серьезное беспокойство в отношении методов руководства нашими общественными науками". При этом автор письма заключает: "Отдельные факты не изолированы, что их порождает неверный, некомпетентный подход, имеющий место в повседневном руководстве научными учреждениями, особенно гуманитарными. Думается, что назрела необходимость в специальном рассмотрении этих фактов с тем, чтобы выявить причины и источник неправильных, административных действий в сфере руководства научными учреждениями, а также дезинформации общественного мнения о положении дел в социальных науках. Убежден, что только вмешательство Центрального Комитета может оздоровить обстановку в этой области".
Рассмотрим этот вопрос по существу. После XXIII съезда КПСС заметно поднялась роль общественных наук, усилилось внимание к ним со стороны партийных организаций. Особенно большое значение для общественных наук имело постановление ЦК КПСС "О мерах по дальнейшему развитию общественных наук и повышению их роли в коммунистическом строительстве". За этот период обществоведы провели значительную работу по устранению серьезных недостатков, повысился уровень научных исследований и издаваемой литературы, усилилась их классовая направленность и политическая идейность. В связи с этим заметно консолидировались силы обществоведов, которые стали более активно выступать против буржуазной идеологии и всякого рода ревизионистских проявлений. Огромной помощью в развитии общественных наук явились решения ЦК КПСС о создании 8 новых гуманитарных институтов в составе Академии наук СССР. Для каждого из них определены основные направления научно-исследовательской работы. Большинство из них развернули действенную и активную работу.
Объективно говоря, наши обществоведы проявили большую активность и политическую зрелость в ходе подготовки и проведения 50-летнего юбилея Советской власти и столетия со дня рождения В.И. Ленина. Как в столице, так и на периферии было проведено большое количество теоретических конференций по актуальным проблемам марксизма-ленинизма с привлечением широкого круга ученых и общественности, что способствовало идейному росту партийных рядов и всех общественных сил страны. Хорошо показали себя наши обществоведы на международных теоретических конференциях и симпозиумах. Это было серьезной политической проверкой зрелости наших теоретических кадров. Разумеется, что все это потребовало огромной организаторской работы со стороны ЦК КПСС, местных партийных органов и научных учреждений.
В Отделе науки и учебных заведений ЦК КПСС тщательно проанализирована проделанная работа и вместе с президиумом Академии наук, руководителями отделений АН СССР, директорами и секретарями парторганизаций институтов намечены меры дальнейшего повышения уровня работы научно-исследовательских учреждений в области общественных наук, углубления теоретических исследований и более тесной связи их с практикой коммунистического строительства.
В свете этих фактов появление записки т. Румянцева A.M., прямо говоря, является неожиданным и вызывает недоумение. Вчитываясь в ее содержание, невольно возникает мысль, какая же цель поставлена автором, чего добивается он? Попытаемся хотя бы кратко проанализировать сложившееся положение дел в действительности с принципиальных, партийных позиций.
1. Первый вопрос касается так называемого административного вмешательства и некомпетентного, неквалифицированного руководства научными учреждениями. Все ли взвесил автор записки, делая такой, столь далеко идущий политический вывод? С полной ответственностью мы можем доложить Центральному Комитету партии, что Отдел науки и учебных заведений строит свою работу в тесном контакте и постоянном взаимодействии с президиумом Академии наук СССР, академиками-секретарями отделений Академии, директорами и секретарями парторганизаций институтов. При этом регулярно проводятся встречи и совещания с ведущими учеными, представляющими различные отрасли науки. Не будет преувеличением, если сказать, что в этом отношении достигнуты заметные положительные результаты.
Ныне стало правилом, что по самым разнообразным вопросам ученые всех категорий, коммунисты и беспартийные считают своим долгом обращаться с предложениями и советами в Отдел науки и учебных заведений ЦК КПСС. Особенно это наблюдается при подготовке и проведении семинаров, конференций, симпозиумов как внутри страны, так и за рубежом. Такая практика обогащает не только нас, работников ЦК, но и самих ученых. Эту сторону работы Отдела неоднократно отмечал и сам т. Румянцев.
Всего несколько месяцев назад в ЦК КПСС на одном из совещаний ученых, директоров и секретарей парторганизаций институтов АН СССР т. Румянцев заявил, что благодарит Отдел науки и учебных заведений за ту огромную квалифицированную помощь, которую оказывает он повседневно в нашей работе. И как бы от имени ученых-обществоведов обратился в ЦК КПСС с просьбой передать издательство "Наука" и академические журналы в ведение Отдела науки и учебных заведений ЦК КПСС, что, по его мнению, обеспечит более высокую компетентность руководства ими. Причем, такие лестные поклоны т. Румянцев не раз отпускал в адрес Отдела. Как же понять его теперь, когда он ставит под сомнение компетентность руководства научно-исследовательскими учреждениями?
Что и говорить, незавидный прием применяет автор записки, когда без всяких оснований, без сколь-либо серьезных фактов и аргументации порочит работников Отдела, берет под сомнение их компетентность и квалификацию, упрекает в администрировании. В настоящее время в Отделе науки и учебных заведений из 76 человек работают 13 докторов и профессоров, 32 кандидата наук и доцента. Ведь это не только аппарат, но и по существу большой коллектив ученых. Причем, абсолютное большинство работников Отдела имеют достаточный опыт партийной, научной и педагогической деятельности и со знанием дела, принципиально, вполне культурно, выдержанно проводят линию партии в жизнь.
Естественно, возникает вопрос, можно ли было при некомпетентности работников Отдела, о которой говорит автор записки, подготовить предложения для принятия ЦК КПСС и Советом Министров СССР таких важных документов, как постановление о средней школе и развитии педагогической науки; о совершенствовании работы высшей школы и развитии вузовской науки; о профессионально-техническом образовании и постепенном переводе профтехучилищ на общее среднее образование; о здравоохранении и развитии медицинской науки и целого ряда других документов? А ведь все эти документы готовились в Отделе при самом тесном и широком участии ученых и партийного актива. К сожалению, автор записки оказался в стороне от подготовки этих документов.
2. Теперь кратко остановимся на стиле и методах работы Отдела. После XXIII съезда партии Центральный Комитет КПСС принял важные решения в области развития естественнотехнических и общественных наук. Мы уже информировали об этом Секретариат ЦК КПСС. К подготовке этого документа было привлечено свыше 400 ученых-обществоведов всех крупных научных и учебных центров страны. Они помогли ЦК КПСС разобраться с положением дел в области общественных наук и затем были подготовлены предложения, которые легли в основу решения ЦК КПСС. Этот документ был воспринят с большим одобрением и по существу является программным на длительный период времени для всех обществоведов.
Точно так же вырабатывался документ "О мероприятиях по повышению эффективности работы научных организаций и ускорению использования в народном хозяйстве достижений науки и техники". Сначала этот документ прорабатывался в комиссиях ученых, созданных при Отделе науки, а затем в течение двух дней обсуждался в ЦК КПСС на широком собрании ученых, руководителей министерств, предприятий, организованном с участием промышленных отделов ЦК КПСС. Этот документ и ныне играет огромную роль в развитии научно-технического прогресса. К сожалению, автор записки и на этот раз оказался в стороне от этой весьма демократической формы подготовки документов. Жизнь показала, что такой метод работы позволяет укреплять связь с учеными и научными учреждениями, содействует их творческой деятельности. Именно этому стилю работы нас постоянно учит Политбюро, Секретариат ЦК КПСС, и мы стремимся претворять его в жизнь. Сколько же надо иметь смелости, чтобы упрекать в недемократическом характере руководства наукой.
3. Большого внимания заслуживает вопрос о научно-исследовательской работе ученых-обществоведов. Следует отметить, что в последнее время вышло в свет значительное количество фундаментальной литературы по общественным наукам, которая оказывает ныне и будет оказывать в будущем большую помощь преподавательским и другим идеологическим кадрам. Однако, к большому огорчению, среди изданных работ имеются отдельные слабые и даже незрелые работы, в которых допущены крупные идейно-теоретические ошибки.
В связи с этим Отдел науки и учебных заведений ЦК КПСС рекомендовал отделениям АН СССР и институтам силами ученых разобраться и помочь ошибающимся товарищам в исправлении их ошибок. Именно таким образом было организовано обсуждение ряда работ. Так, в отделении философии и права АН СССР под председательством академика Константинова Ф.В. проходило обсуждение книги "Ленинизм и диалектика общественного развития", в котором приняло участие около 300 человек и выступило 28 научных работников. Книга содержит ряд ценных разделов, но вместе с тем в ней имеются крупные ошибки принципиального характера, о чем нами уже докладывалось ЦК КПСС. По отзыву большинства ученых, это обсуждение прошло на высоком уровне, в деловой, принципиальной обстановке и помогло определить правильные позиции в ряде крупных теоретических вопросов философской науки.
Аналогичное обсуждение проходило под председательством академика Жукова Е.М. на бюро отделения исторических наук АН СССР книги "Историческая наука и некоторые проблемы современности". Книга имеет ряд полезных научных статей. Но в ней оказались и такие статьи, которые являются в корне ошибочными. Не удивительно поэтому, что подобного рода статьи вызвали не только негодование, но и озабоченность ученых. В этой книге дан призыв к "новому прочтению" трудов Маркса, Энгельса, Ленина. Что же это за "новое прочтение", за которое ратуют некоторые авторы? Оказывается, под этим "новым прочтением" имеется в виду пересмотреть ленинское учение о партии, о социалистической революции, о государстве, об общественно-экономических формациях. Вот почему крупные ученые — академики Минц И.И., Поспелов П.Н., Жуков Е.М., Рыбаков Б.А., Гафуров Б.Г., Ким М.И. и другие ученые в своих выступлениях дали принципиальную, глубоко научную, аргументированную критику серьезным ошибкам и извращениям, имеющимся в названной книге.
И, право говоря, мы никак не думали и совершенно не предполагали, чтобы т. Румянцев взял под защиту эти явно ошибочные труды, подверг сомнению вполне демократический характер обсуждения. Более того, он устранился от участия в действительно научном и объективном обсуждении этих работ. А ведь все эти обсуждения проходили в самой Академии под руководством академиков-секретарей отделений АН СССР и директоров институтов. Поэтому по меньшей мере странным является выдвинутый т. Румянцевым миф о якобы "административных действиях в сфере руководства научными учреждениями". Автор записки требует открытых "свободных" дискуссий. Позволительно спросить его, о какой это "свободе" идет речь? Все дело, видимо, в том, что т. Румянцев, будучи вице-президентом АН СССР, отвечающим за общественные науки, ослабил связь с отделениями, институтами Академии наук и оказался плохо информированным о подлинном состоянии дел вверенного ему участка работы.
Далее, т. Румянцев обвиняет печать за то, что она помещает "разносные" критические статьи по поводу тех или иных научных работ и опять же это связывает с деятельностью Отдела, не приводя никаких фактов, подтверждающих эту связь. Известно, что публикация тех или иных материалов в газетах и журналах не входит в компетенцию Отдела науки и учебных заведений и что он не мог давать и не давал никаких указаний по поводу такого рода публикаций. А если говорить по существу, то без активного вмешательства печати нам не удастся исправить допускаемые ошибки.
Кратко о нынешнем состоянии общественных наук. Выше уже говорилось о положительных сторонах их развития. Однако и здесь есть такие вопросы, которые требуют своего дальнейшего решения. Объективно говоря, нам пока не удалось в полной мере использовать огромную армию обществоведов. Этому в известной степени мешает то, что в отдельных обществоведческих институтах проявлялась групповщина, имели место нездоровые настроения у отдельных научных работников. В свое время нами уже сообщалось в ЦК КПСС о том, что райкомы партии г. Москвы вынуждены были пойти на укрепление руководства партийных организаций институтов истории, философии, конкретных социальных исследований АН СССР в связи с серьезными ошибками в их работе.
Хотелось бы также обратить внимание на отсутствие в ряде случаев должной ответственности за качество выполняемых научных работ. Конечно, одной из причин такого положения является то, что многие обществоведческие институты имеют крайне слабую материальную базу, размещены в мало приспособленных помещениях. Поэтому нередко сотрудники вынуждены работать в качестве надомников. Правда, в последнее время принят ряд мер по улучшению материальной базы институтов, и, надо полагать, в ближайшее время эти вопросы будут решены.
Объективно говоря, перспективы дальнейшего развития обществоведческих институтов требуют серьезных мер по улучшению научно-организационного руководства ими со стороны Академии наук СССР. Нам представляется, что улучшение научно-организационного руководства общественными науками даст возможность должным образом объединить не только кадры академических институтов, но и преподавательские кадры вузов, составляющие большую часть кадров обществоведов. И тем не менее, мы считаем, что нет оснований драматизировать положение дел в области общественных наук. Научные и учебные институты имеют достаточно сил и возможностей, чтобы обеспечить успешное решение задач, поставленных ЦК КПСС.
4. Наконец, Отдел науки и учебных заведений считает необходимым проинформировать ЦК КПСС о серьезных упущениях со стороны т. Румянцева в деле подбора и расстановки научных кадров. Нам порой совершенно непонятны его действия в отношении научных кадров. Бросается в глаза неразборчивый и необъективный подход к их использованию. Прежде всего в этой связи надо сказать об Институте конкретных социальных исследований АН СССР, который создан по решению ЦК КПСС. Хорошо помнится, какое пристальное внимание обратил Секретариат ЦК КПСС на важность и ответственность задач этого института, Отдел науки и учебных заведений высказался за то, чтобы во главе этого ответственного института на время формирования был поставлен член ЦК КПСС, вице-президент АН СССР т. Румянцев А.М.
Институт существует уже третий год, и, прямо говоря, положение его крайне тяжелое. Тов. Румянцев не посчитался с советами Отдела, стал комплектовать кадры института из лиц, которые далеко стоят от этой науки или же ранее скомпрометировали себя. Так, например, не было необходимости принимать на работу в институт т. Левита, которого Калужский обком КПСС исключил из партии за явно недостойное поведение. Это решение было подтверждено КПК при ЦК КПСС. Тов. Румянцев и в этом случае не прислушался к партийным рекомендациям и принял его в институт. И только после решительного протеста Калужского обкома партии т. Левит был освобожден от работы в институте. Но, как нам стало известно, через некоторое время он был рекомендован на работу в Институт информации по общественным наукам АН СССР.
Далее, некий т. Амбарцумов, уволенный <...> из Института истории международного рабочего движения, где он работал заместителем директора, был взят на должность зав. сектором Института конкретных социальных исследований. Непонятно также, по каким причинам был привлечен к работе в институте т. Лисичкин, который, как известно, подвергался критике на пленуме ЦК КПСС за выступление в печати, порочащее политику партии в области сельского хозяйства. Перечень таких фактов можно было бы продолжить. На все эти факты неоднократно указывали т. Румянцеву и советовали ему привлечь к работе в этот важный институт серьезных ученых, исследователей, знающих этот предмет. Но он не прислушался к этим советам и, даже когда соглашался с рекомендациями и советами, на деле поступал иначе.
Являясь вице-президентом АН СССР, т. Румянцев зачастую нарушает элементарные принципы коллективного, товарищеского обсуждения вопросов. Как правило, при подготовке общих собраний АН СССР все докладчики представляют в письменном виде свои доклады для ознакомления в президиум Академии. Так делает и президент АН СССР, который, как правило, знакомит и Отдел науки ЦК КПСС с основными положениями своих докладов. Тов. Румянцев же уходит от этого сложившегося порядка. Не удивительно поэтому, что на общем собрании АН СССР в ноябре прошлого года, где обсуждался вопрос о научно-техническом прогрессе, т. Румянцев выступил с путаным докладом и внес сумятицу в обсуждение данного вопроса. В результате его вынуждены были поправлять даже беспартийные академики. В Отделе науки и учебных заведений обратили его внимание на необходимость согласования ответственных докладов и выступлений с президиумом Академии наук, и он согласился с этим.
Итак, из приведенных выше фактов видно, что у автора записки нет никаких оснований к тому, чтобы предъявлять Отделу науки и учебных заведений столь серьезные обвинения. Конечно, в работе Отдела науки и учебных заведений ЦК КПСС имеются недостатки. Он ответственен и за плохую и за хорошую работу в области развития науки. Но принципиальная критика недостатков не имеет ничего общего с той критикой, которая содержится в записке т. Румянцева. Если ЦК КПСС найдет необходимым обсудить вопросы, затронутые в записке т. Румянцева и в записке Отдела науки и учебных заведений, то желательно бы провести такое обсуждение с участием академиков-секретарей отделений Академии наук СССР, президента и вице-президентов АН СССР.
Зав.Отделом науки и учебных
заведений ЦК КПСС
(С.ТРАПЕЗНИКОВ)
Документ 3
Совершенно секретно. N Ct-103/8c
от 28. VII. 1970 г.
Выписка из протокола N 103 8с Секретариата ЦК О записках тт. Румянцева А.М. и Трапезникова СП.
Поручить т.т. Пельше, Демичеву, Пономареву рассмотреть записки т.т. Румянцева A.M. и Трапезникова С.П. и внести предложения. Срок 2 месяца.
Секретарь ЦК
Послано: т.т. Пельше, Демичеву, Пономареву, [приписано от руки] т. Гришину В.Г., т. Пономареву Б.Н.
"В архив — 10.VI.71 г." — указание т.т. Демичева, Пельше и Пономарева (см. записку т. Трапезникова от 24.VII.70 г.).
ЦХСД. Ф.89. Оп. 17. Док. 28. ЛЛ. 1-22.
Публикация М.Г.ПУГАЧЕВОЙ
ВЛАДИМИР БУКОВСКИЙ И МЕЖДУНАРОДНЫЙ ОТДЕЛ ЦК КПСС В ИНТЕРНЕТЕ
Владимир Тольц:
Несколько месяцев назад в Интернете появился новый сайт: "Архив Буковского".
Владимир Буковский:
Владимир Тольц:
Большинство документов касаются международной деятельности КПСС. На всех гриф: "Секретно", "Совершенно секретно", а то и пуще - "Особая папка", "Особой важности".
Вадим Загладин:
Любые документы, восходившие из архива, носили гриф "Секретно". Считалось, что деятельность КПСС в движении коммунистическом, вообще в международных отношениях - это предмет государственной тайны.
Анатолий Черняев:
Я ничего не утаиваю, вот так и есть: я просто этого ничего не знаю...
Владимир Тольц:
Бывший советский политзаключенный и бывшие сотрудники бывшего ЦК бывшей КПСС в передаче "Владимир Буковский и международные дела советских коммунистов в Интернете ".
Вместе с известным общественным деятелем Владимиром Константиновичем Буковским , (он находится сейчас у нас в пражской студии), в передаче участвуют сотрудники Фонда Горбачева: бывшие заместители заведующего Международным отделом ЦК КПСС Вадим Валентинович Загладин, (свою партийную карьеру он закончил в должности советника Президента СССР) и Анатолий Сергеевич Черняев , (его партийная карьера завершилась должностью помощника Горбачева и сидением с ним в Форосе). С обоими я недавно встречался в Москве.
Первый вопрос - Владимиру Буковскому: об истории появившегося сейчас в Интернете архива.
Владимир Буковский:
Эта история начинается в 1992-м году, когда меня пригласило тогдашнее ельцинское руководство помочь им с процессом в Конституционном суде. (В 92-м году КПСС оспорила в Конституционном суде указ Ельцина, запрещающий КПСС, и они подали в суд, доказывали, что этот указ неконституционен.) Юридическая сторона была сложной, а судьи были известны своими прокоммунистическими настроениями, поэтому ельцинское окружение испугалось.
Мне позвонил Бурбулис и очень меня попросил приехать и помочь им с этим судебным делом. На что я ему сказал: если откроете архивы - приеду, а не откроете - не приеду. Без архивов у вас нет дела, а у меня нет интереса. Они сказали: откроем...
Так и было, архивы на время Конституционного суда были открыты и проходили через специальную президентскую комиссию во главе с Полтораниным, тогдашним министром массовой информации. Они решали, какие из документов, нами запрошенных, можно рассекретить для нужд суда, а какие нельзя. Таким образом, я получил доступ к большому количеству документов.
Комиссия работала довольно широко и почти все, что мы просили, они нам давали. Я конечно прекрасно понимал, что скопировать мне не дадут, дадут прочитать, коль обещали, но скопировать не дадут. Не прямо,- прямо бы отказать они мне не решились, но сказали бы, что не работает ксерокс, нет бумаги и так далее... Поэтому я себе купил портативный компьютер японский и ручной сканер, который по тогдашним временам был новинкой даже на Западе. Я рассчитал, что в России этого еще не видали, и так оно и было. Я приехал довольно нагло в самом суде и в здании ЦК КПСС на Старой площади, где были сами архивы, сидел с этим компьютером и сканером, и сканировал то, что мне было надо из всего накопленного для суда материала. Кончилось все это тем, что по окончанию судебного заседания архивы эти были опять засекречены, был принят закон о 30-ти летнем периоде секретности, и он до сих пор в действии.
Часть из этих материалов, тем не менее, Архивному управлению удалось рассекретить, добиться рассекречивания небольшая часть, которая теперь имеет название "Фонд-89". Она и доступна архивистам и исследователям, более или менее доступна. Но у меня большая часть вот этих документов, представленных в Конституционный суд, у меня примерно в 5 раз больше, чем в "Архиве-89". И по материалам этих документов я уже потом, по окончанию суда, написал книжку "Московский процесс ", она вышла во многих странах: в Германии, во Франции, в Италии, в Польше и так далее. Вышла и в России, очень маленьким тиражом, частным образом издана, на деньги Солженицына, между прочим. Тираж был крошечным, книга сразу разошлась, и на этом все кончилось.
Но поскольку в книге я все документы использовать не мог, это физически невозможно, тогда книга была бы бесконечной, я подумал, что ради исторической правды надо бы мне эти документы сделать доступными для публики, для исследователей. И тогда мои американские друзья, компьютерщики, в частности, такая известная в нашем правозащитном движении Юла Закс , проявили такую инициативу, работали больше года, все перевели на нужные носители и "повесили" на Интернет на одну из страниц университета Джона Хопкинса. Вот там этот архив сейчас и находится, это примерно 1200 документов, общим объемом почти 7 тысяч страниц.
Владимир Тольц:
Почему значительная часть документов вашего архива в Интернете касается деятельности Международного отдела ЦК КПСС? И вообще, расскажите слушателям, что представляет из себя этот документальный блок.
Владимир Буковский:
Как ни странно это звучит, внешняя деятельность КПСС меня интересовала гораздо больше внутренней. Вы поймете, как человек, занимающийся архивами, вы меня поймете, потому что внутреннюю деятельность мы более или менее себе представляли, мы могли не знать каких-то незначительных деталей, конечно, всегда приятно видеть документ, все это верно, но такого ажиотажа, такого рвения что ли у меня посмотреть эти документы особого не было. Мне гораздо была интереснее внешняя деятельность КПСС, которая, кстати говоря, и считается наболее секретная, почему и вот этот 30-летний период секретности. В частности "Фонд-89" не имеет почти никаких документов о внешней политики. Поэтому я сосредоточился ровно на этом.
Владимир Тольц:
Вопрос моим московским собеседникам: а с чем связана такая секретность деятельности ЦК и Международного отдела, в котором они работали, в частности?
Вадим Загладин:
Любые документы, исходившие из отдела, носили гриф "Секретно", потому что считалось, что деятельность КПСС в движении коммунистическом, вообще в международных отношениях - это предмет государственной тайны.
Анатолий Черняев:
Ничего вам сообщить не могу. Но, тем не менее, я ничего не утаиваю, вот так и есть - я просто этого ничего не знал. И ко всей этой проблематике - финансовой, закрытой, подпольной - я по службе никакого отношения не имел.
Владимир Тольц:
У Владимира Буковского свое объяснение...
Владимир Буковский:
Просто сама деятельность КПСС была секретной, они были секретной организацией. Даже в одном документе Андропова встречается "Конспиративные документы ЦК ". То есть они как бы были в подполье, в 17-м году они победили, но партия из подполья до конца не вышла, она находилась в подполье, и поскольку она занималась распространением мировой революции, и задача была их, задача как таковая, была вызвать мировую революцию, а СССР был лишь плацдармом этой революции.
Владимир Тольц:
Бывшие заместителя заведующего Международным отделом ЦК КПСС Вадим Загладин и Анатолий Черняев обсуждают деятельность этого учреждения и его документы, попавшие в Интернет, благодаря находящемуся в нашей пражской студии Владимиру Буковскому.
Думаю, нашим слушателям, многие из которых уже смутно представляют структуру и деятельность канувшего в Лету ЦК, не лишним будет пояснить, чем же конкретно занимался Международный отдел это организации, какие цели перед ним ставились и как они достигались.
Вадим Загладин:
Его официальная задача заключалась в том, чтобы поддерживать отношения с коммунистическими рабочими партиями всего мира. Затем постепенно эти функции расширялись, потому что включились в орбиту нашей работы так же социалистические, социал-демократические партии, а затем вообще разные политические партии, с которыми мы поддерживали связь.
Анатолий Черняев:
Международный отдел был продолжением Коминтерна и даже в своих первоначальных кадрах руководящих он унаследовал Коминтерн. И Пономарев вышел из Коминтерна, где был помощником Димитрова одно время. И главная функция - это связь между КПСС и коммунистическими партиями всего мира. Отдел был органом Центрального Комитета, выполнял определенные функции Центрального Комитета.
У Центрального Комитета была идеология, смысл конечный этой идеологии состоял в том, что человечество неизбежно и неумолимо придет к коммунизму. Соответственно и функции отдела заключались в том, чтобы иметь какие-то кадры, которые готовили пришествие коммунизма, которые готовили это идеологически, политически и в виде совершенно конкретных каких-то организационных взаимосвязей. Так что наша работа была подчинена этой идеологии и этой цели.
Владимир Тольц:
А сами сотрудники отдела, они верили в эту химеру - в возможность достижения этой цели?
Вадим Загладин:
Если говорить конкретно о людях, которые там работали, то у них была разная степень цинизма, разная степень верования в эту конечную цель. Я относился к людям, которые никогда не верили, что коммунизм возможен. Тем не менее, жизнь меня определила на эту службу, и я добросовестно и честно служил.
Владимир Тольц:
Сколь же эффективна была деятельность этого коллектива людей с различной степенью цинизма? Собственно, общий финал известен - крах международного комдвижения, его, правда, нельзя числить как заслугу одного лишь Международного отдела ЦК. Но меня сейчас интересует частный вопрос, без ответа на который трудно оценить документы "архива Буковского": как оценивали эффективность своей работы сотрудники отдела и их начальство - Политбюро?
Вадим Загладин:
Эффективность может оцениваться с разных позиций. Если говорить об эффективности в смысле эффективности выполнения поручений руководства, то я бы сказал, что у нас эффективность была очень высокая, все поручения выполнялись, безусловно. И по-моему, на хорошем уровне, потому что Международный отдел отличался от всех остальных очень высокой концентрацией специалистов.
Другая сторона эффективности: повлияла ли на, скажем, оздоровление комдвижения или придания ему прочности, долговременности существования или нет? Конечно, здесь ответ должен быть отрицательным, но не в силу того, что отдел плохо работал, а в силу того, что само комдвижение постепенно приходило в период упадка.
Но мы старались, особенно выступая перед аудиториями не отдельскими, не цековскими, как-то объяснять, говоря о том, что период приспособления к новым условиям идет, период перестройки какой-то внутренней работы. Но фактически речь шла о том, что постепенно движение утрачивало свои возможности, ибо оно все больше приходило в противоречия с требованиями времени, с требованиями политики своих собственных стран, с их ситуациями. Догматическая струя в комдвижении, она становилась большим препятствием на пути его работы, и эту струю мы и не могли никак переломить, потому что мы сами стояли на этих позициях.
Владимир Тольц:
Документ из архива Буковского:
"Совершенно секретно"
Особая папка Ѕ 2309.
ЦК КПСС. Вопрос руководства компартии Сальвадора.
Генеральный секретарь ЦК коммунистической партии Сальвадора товарищ Хандаль в начале июля сего года посетил СРВ, где был принят Генеральным секретарем ЦК коммунистической партии Вьетнама товарищем Ле Зуаном. Как сообщил товарищ Хандаль, в беседе с товарищем Ле Зуаном он поставил вопрос о предоставлении вьетнамской стороной сальвадорским товарищам, ведущим вооруженную борьбу против военной хунты, оружия (это слово вписано от руки) западного производства. Эта просьба была удовлетворена. Однако товарищ Ле Зуан, как сообщил товарищ Хандаль, посоветовал по вопросу транспортировки обратиться к советским товарищам. В связи с этим товарищ Хандаль направил в ЦК КПСС просьбу (шифртелеграмма из города Гаваны, специальный номер 662 от 30 июля сего года) оказать помощь в транспортировке из города Ханоя в город Гавану самолетами "Аэрофлота" партиями (далее от руки-В.Т.) оружия и боеприпасов весом 60-80 тонн. Что касается переброски оружия из города Гаваны в Сальвадор, то об этом товарищ Хандаль договорился лично с товарищем Фиделем Кастро. Полагали бы возможным удовлетворить просьбу товарища Хандаля и поручить транспортировку (опять от руки-В.Т.) оружия для сальвадорских друзей из города Ханоя в город Гавану в сентябре-октябре сего года Министерству гражданской авиации. Расходы по доставке указанного груза в город Гавану можно было бы отнести за счет ассигнований по Госбюджету СССР на оказание безвозмездной помощи иностранным государствам. С заместителем министра гражданской авиации товарищем Павловым С.С. и первым заместителем министра финансов СССР товарищем Деменцевым В.В. согласовано.
Заместитель заведующего Международным отделом ЦК КПСС А.Черняев.
Ѕ 25 С 1458."
Владимир Тольц:
В мае 99-го в Горбачев-Фонде я прочел этот документ и другие бумаги с той же подписью о военно-диверсионной подготовке 30-ти товарищей из Латинской Америки Анатолию Сергеевичу Черняеву и спросил его: что за жизнь стояла за этими "сов.секретными" документами?
Анатолий Черняев:
На счет жизни я вам ничего объяснить не могу, потому что, если и правильно там стоит моя подпись, наверное, она там и стоит, а может и заделана только была, но я никогда Латинской Америкой не занимался, никакого отношения к ней никогда не имел.
Единственный раз я ездил в Чили, во главе делегации был Жуков, журналист "Правды", но к Латинской Америке я никакого отношения не имел никогда. Испанского языка не знаю, людей не знаю ни одного персонально, кроме тех, с кем познакомился тогда в Чили.
Я не исключаю, что я случайно мог оказаться "на хозяйстве" в это время, допустим, не было первого зама, не было Пономарева, не было Брутенца , который занимался Латинской Америкой или кто-то другой, кто занимался, специальный зам по профилю. Я занимался скандинавскими странами, Англией, Соединенными Штатами Америки, иногда по совместительству Францией и Италией, Испанией, иногда Германией, но это тоже было случайно.
Моя работа в Международном отделе была собственно литературно-теоретическая: составляли информацию, составляли проекты докладов Пономареву и руководству политбюро и публичные выступления Пономарева . Участвовали мы в составлении докладов Брежневу , других членов Политбюро. Моя работа состояла в этом. Если и действительно моя подпись там есть, то на этом мое участие в этой работе оно и заканчивалось, больше я ничего про этих сальвадорцев, про этих уругвайцев, кто там упомянут, ничего с начала и до конца ничего не знал.
Владимир Тольц:
Еще один документ из архива Буковского:
"Совершенно секретно. Особая папка.
ЦК КПСС. Просьба Генерального секретаря компартии США товарища Геса Холла.
Генеральный секретарь компартии США товарищ Гэсс Холл обратился с просьбой принять в городе Москве на спецобучение своего личного представителя, который будет выполнять его специальные поручения. Член руководства партии, выполнявший особые поручения товарища Гэсс Холла в течении длительного времени, в связи с тяжелой болезнью освобожден от этих обязанностей. Считали бы возможным удовлетворить просьбу товарища Гэсса Холла. Прием и обслуживание представителя товарища Геса Холла возложить на Международный отдел и управление делами ЦК КПСС, а организацию обучения в течение 60-ти дней на комитет Государственной безопасности СССР. С Председателем Комитета Государственной безопасности СССР товарищем Андроповым согласовано. Расходы по проезду представителя товарища Геса Холла из США в СССР и обратно, а так же по пребыванию в СССР отнести за счет партбюджета. Проект постановления ЦК КПСС прилагается.
Ѕ 25 С 1597".
Владимир Тольц:
В мае 99-го о спецподготовке "американских товарищей" Вадим Валентинович Загладин припомнил немного:
Вадим Загладин:
Насчет Соединенных Штатов не знаю, потому что я специально этой партией не занимался и мне никогда не попадали документы такого рода.
Владимир Тольц:
Недавно в Москве, собирая материал для будущей серии программ о конце КПСС, Советского Союза, и о том, что выросло на их руинах , я встретился со многими членами, работниками ЦК, в том числе с бывшими в разное время заместителями заведующего Международным отделом ЦК КПСС Вадимом Валентиновичем Загладиным и Анатолием Сергеевич Черняевым. Полностью с записями этих бесед я познакомлю вас, когда в эфир пойдет сейчас лишь еще задумываемая серия передач об истории конца партии и Союза. Но а сегодня я выбрал лишь некоторые фрагменты этих записей, относящиеся к документам архива Буковского.
Когда читаешь опись архива, поневоле замечаешь, как много материалов связано со спецподготовкой: это и шифровальное и радиодело, и военно-диверсионное обучение, и много еще что иностранных коммунистов. Вот несколько строк их этой описи наугад:
"Август 70-го. Вопрос КГБ; решение Политбюро об организации служебной шифровальной связи органа ЦК Итальянской компартии, занимающегося вопросами организации радиосвязи с КГБ.
Май 74-го. Об оказании спецпомощи Итальянской компартии. Решение политбюро Ѕ П 136/53. Спецподготовка 12-ти человек.
Январь 79-го. О просьбе руководства Итальянской компартии. Постановление Секретариата ЦК. Спецподготовка 15-ти человек.
Май 80-го. О просьбе руководства Португальской компартии. Постановление Секретариата ЦК. Приобретение спецтехники иностранного производства.
Май 88-го. О просьбе руководства Прогрессивной партии трудового народа Кипра. Постановление Секретариата. Спецподготовка.
Январь 89-го. Об обращении руководства рабочей партии Ирландии. Записки Международного отдела ЦК от 6-го января 89-го и КГБ от 21-го декабря 88-го. Отказ от спецподготовки пяти человек".
Когда все это читаешь, начинает казаться, что забота об этой самой "спецподготовке" была одной из важнейших проблем Международного отдела ЦК и цековского секретариата. Впрочем, Вадим Загладин считает иначе...
Вадим Загладин:
Могу сказать, что "важнейшее" - это уже совершенное преувеличение. Такие действительно бывали случаи, когда нас партии просили о подготовке, скажем, радистов, имея в виду возможность чрезвычайного положения в их странах. Кроме того были движения народно-освободительные, которые вели борьбу вооруженную, естественно, им нужна была подготовка. Если речь шла об обычных военных, этим занимались другие, а если речь шла о партийных кадрах, которые должны были вести вооруженную борьбу, то этим занимался и Отдел, в том числе. Поэтому спецоперации касались только этих групп лиц.
Владимир Тольц:
Я обратил внимание Вадима Валентиновича на то, что часто спецподготовку проходили представители компартий тех демократических стран, где ни военным переворотом, ни грядущей диктатурой и не пахло, например, Италия и Франция, которые он хорошо знает.
Вадим Загладин:
Что касается Итальянской и Французской, вот вы человек, который хорошо знаете Запад, все-таки, видимо, переоцениваете его в каком-то смысле. Потому что итальянские товарищи, я очень хорошо знал всю работу Итальянской партии, ситуацию в стране и до сих пор очень люблю эту страну, людей, с которыми я там встретился раньше и сейчас встречаюсь, там несколько раз возникали ситуации, когда партия могла быть запрещена, когда мог быть государственный переворот, и они должны были готовится на эти случаи. Потому что сидеть и просто ждать, когда вас упрячут за решетку - это совершенно не та позиция, которую должен занимать разумный человек.
Владимир Тольц:
Из архива Буковского:
"Ѕ 0104. ЦК КПСС. О просьбе руководства Итальянской компартии.
Руководство Итальянской компартии (тов. Пеккиоле), обратилось в ЦК КПСС с просьбой направить в СССР на (далее от руки-В.Т.) спецподготовку 15-ти итальянских коммунистов. Считали бы возможным удовлетворить просьбу руководства ИКП. С комитетом Госбезопасности СССР товарищем Чебриковым вопрос согласован.
Проект постановления ЦК КПСС прилагается.
Заместитель заведующего Международным отделом ЦК КПСС В.Загладин.
Ѕ 25 С 64".
Ну, вот, к примеру: зачем итальянским коммунистам готовить шифровальщиков?
Вадим Загладин:
На те же случаи. Они никогда не поддерживали с нами шифровальную связь, может быть друг с другом поддерживали, не знаю, это вполне допускаю, что какие-то парторганизации с центром своим поддерживали шифрованную связь. Почему нет? Этим занимаются и другие...
Владимир Тольц:
Из архива Буковского:
"Подлежит возврату в течении 24-х часов. ЦК КПСС, Общий отдел, первый сектор.
Совершенно секретно. Особая папка.
Товарищам Андропову, Пономареву.
Вопрос Комитета Госбезопасности при Совете Министров СССР. Первое: согласиться с предложениями, изложенными в записке Комитета Госбезопасности при Совете Министров СССР от 28-го июля 1970-го года Ѕ 2052-А. Второе: поручить Международному отделу ЦК КПСС рекомендовать ЦК итальянской коммунистической партии определить необходимость проведения переподготовки радистов итальянской коммунистической партии, учитывая, что из-за давности их обучения (начала 68-го года), они могли забыть правила работы на быстродействующих радиостанциях. Совместно с комитетом Госбезопасности при Совете Министров СССР определить согласованные с ЦК ИКП практические меры по организации служебной шифрованной связи органами ЦК ИКП, занимающегося вопросами организации радиосвязи с комитетом Госбезопасности при Совете Министров СССР. Третье: разрешить Комитету Госбезопасности при Совете Министров СССР передать безвозмездно итальянской коммунистической партии 5 радиостанций "Селенга" с соответствующей комплектацией и Министерству внутренних дел Народной Республики Болгарии 2 комплекта приемной аппаратуры типа "Сдвиг-69" с запасным имуществом. Обеспечить ЦК ИКП необходимой шифродокументацией, для организации закрытой служебной линии связи с комитетом Госбезопасности при Совете Министров СССР.
Секретарь ЦК."
Владимир Тольц:
Расспрашивал я о "спецподготовке" и Анатолия Черняева.
Анатолий Черняев:
Вот вы мне можете предъявить эти документы, пусть я признаю, что там стоит моя подпись, но кроме этой подписи никакого участия в судьбе вот этих людей, за которых я хлопотал, в их дальнейшем, приехали ли они, учились ли, куда потом делись - ничего вам сообщить не могу. Но наш отдел действительно занимался и вот в этой Ленинской школе было подразделение, в Пушкино, там, где они жили, где они секретно работали; это более менее легальная была организация, там несколько человек, десятка полтора-два, из разных стран обучались разным приемам подпольной вооруженной борьбы. Вот все, что я слышал.
Владимир Тольц:
При знакомстве с "Архивом Буковского", обращаешь внимание и на плотность и многообразие связей Международного отдела ЦК с КГБ. Как строились отношения двух этих контор?
Вадим Загладин:
Я был первым заместителем заведующего Отделом, фактически руководил Отделом не только когда Пономарева не было, но и в повседневной работе и могу вам сказать, что, во-первых, КГБ никогда нами не командовало, абсолютно, исключено было полностью, наоборот - да. Во-вторых, я лично имел контакты с КГБ в тех случаях, когда просил их или что-то узнать, или направить какую-то информацию мне, которая получалась по их каналам или в других случаях, это уже делал Пономарев , потом делал Добрынин , когда речь шла о передаче средств партии. Это делалось через КГБ, но этим занимались исключительно высокие руководители отдела, я уже не мог заниматься. Я мог дать рекомендацию, давать - не давать, скажем, что-то, но все вопросы, касающиеся передачи того, что делалось через КГБ, этим я не занимался. Третье - в период перестройки я чаще контактировал с КГБ, но совсем по другим вопросам. Речь шла главным образом и прежде всего о том, чтобы способствовать освобождению тех или иных узников совести или разрешить кому-то выезд заграницу, потому что абсурдность задержания этих людей, она любому из наших работников была ясна сразу, давно, до перестройки, но мы ничего не могли сделать.
Владимир Тольц:
Один из упомянутых Вадимом Загладиным случаев освобождения еще до перестройки - обмен сидевшего в советской тюрьме Владимира Буковского на арестованного в Чили главу тамошней компартии Луиса Корвалана. Документы по этому сюжету в архиве Буковского тоже имеются, но функции Международного отдела в этом случае Владимир оценивает более, чем скромно:
Владимир Буковский:
Вы знаете, занимался этим все-таки не Международный отдел, он какие-то справки готовил, но решения эти принимались только Политбюро. Это почему-то считалось, вообще все, что касалось диссидентов, как не смешно может показаться, решалось только Политбюро на самом высоком уровне. И конечно вопросы обмена, естественно, поскольку это касается внешней политики. Международный отдел мог готовить справки по этому поводу, в частности, по моему обмену в Международном отделе занимался человек, который курировал Латинскую Америку - Брутенц. Вот его подпись под многими документами периода переговоров о моем обмене стоит, по понятной причине - коль скоро Чили страна моего "подельника" Корвалана, на которого меня обменяли, то надо было иметь какие-то отношения с Чили, знать, взаимодействовать и так далее, именно занимался этим в Международном отделе Брутинц. Но он не принимал решений, он готовил только справки, все решения принимались политбюро. Скажем, окончательный документ Политбюро при моем обмене,- за 4 дня до обмена он была принят, где-то 14-15-го декабря,- там стоят три подписи: там стоит подпись Громыко, Андропова, Пономарева - главы Международного отдела. Так что все равно на окончательной стадии решения в Политбюро глава Международного отдела имел как бы равный голос со всеми, он представлял это решение.
Что же касается более позднего периода, перестроечного, когда, как мы знаем, освободили довольно много, - почти всех политзаключенных,- то и тогда этот вопрос решался исключительно политбюро. Международный отдел имел к этому очень косвенное отношение, поскольку никакие такие тонкие вещи (типа Чили и так далее) не были задействованы, Международный отдел в данном случае даже справок не составлял. Вот те решения Политбюро, которые я видел, делались как правило на основе докладов КГБ, сообщавших о наличии политзаключенных, их количестве, о степени их готовности к раскаянию, скажем, и так далее, поскольку Горбачев освобождал только тех, кто был готов дать подписку о непродолжении своей деятельности, только под самый конец он стал освобождать всех подряд, а в начальный этап освобождения он требовал от заключенного дать такую подписку. Так вот, доклады шли из КГБ, (не из Международного отдела), о состоянии дел с политзаключенными и решались всегда на уровне Политбюро.
Что касается Корвалана, то я нашел довольно много интересных документов. Наш обмен весь есть конечно у меня в документах, в решениях Политбюро, это более-менее известно. Но оказалось, что было еще продолжение у этой истории, что в 83-м году Корвалан, как сказано, по его собственной просьбе, был заслан нелегально назад в Чили. Ему сделана была пластическая операция, были выданы поддельные документы, и вот с этими поддельными документами и сильно измененной внешностью он нелегально въехал в Чили, где руководил подпольной борьбой коммунистов против Пиночета. В 89-м году он оказался в дурацкой ситуации: Пиночет ушел, провел выборы и ушел на пенсию, ушел из политики, в стране вроде бы уже демократия, а он, как говорится, "поезда все еще под откос пускает". И вот он пишет, докладывает в ЦК, а Международный отдел докладывает в Политбюро, о том, что, было бы хорошо, товарища Корвалана привести назад нелегально в Москву, изменить ему опять внешность на прежнюю и выдать ему старые легальные документы, чтобы он мог легально поехать в Чили и уже легально заниматься политической деятельностью, что и было сделано в 89-м году. Однако, как утверждает сам Корвалан, вторая пластическая операция была неудачна. В прошлом году российское телевидение сделало довольно большую программу про весь наш обмен, и они не поленились съездить в Чили и взять интервью у Корвалана. Так вот Корвалан жалуется, что нос, знаменитый его нос с горбинкой, отчего его подпольная кличка была "Орел", им никогда не удалось восстановить полностью, он потерял свой как бы главный признак, торговую марку свою - вот этот нос орлиный. Он был явно этим расстроен и ругался.
Владимир Тольц:
Справедливости ради надо отметить, что в доступном теперь всем пользователям Интернета архиве Буковского не все важные тайны сферы деятельности Международного отдела ЦК КПСС представлены равнозначно полно. Связано это и с тем, какие документы были доступны в ходе подготовки к заседаниям Конституционного суда Владимиру Буковскому и с его личными предпочтениями и интересами.
Возьмем, к примеру, такую важную, наиболее неизученную проблему, как транспортировка за рубеж денежных средств партии , и - это тоже очень важно - денег из Госбюджета, которыми Политбюро распоряжалось с легкостью, как своими партийными. В "Архиве Буковского" много материалов о помощи так называемым "фирмам друзей", о передаче денежных средств партии тем или иным партиям. Суммы значительные, иногда в миллион и более долларов. Правда, моим нынешним собеседникам из тогдашнего ЦК они кажутся незначительными.
Вадим Загладин:
Прежде всего я хочу обратить внимание ваше и слушателей наших на то, что суммы, которыми располагал из Госбюджета Международный отдел, точнее не Международный отдел, а Политбюро ЦК, потому что все суммы выделялись Политбюро ЦК, это все суммы совершенно незначительные, это копейки по сравнению с теми суммами, которые тратились в стране или вне страны. Ведь если взять подчас наших взяточников, то каждый из них взял в десятки раз больше, чем за год выделялось всем братским партиям, в сотни раз больше!..
Владимир Тольц:
Здесь мы с Вадимом Валентиновичем Загладиным в оценках расходимся. Ведь, скажем, одному лишь Гэссу Холлу в 76-м одноразово выдали на компенсацию расходов по избирательной кампании два миллиона долларов, помножьте это на сто - таких взяток и сейчас никто не отхватывает! Ну, а если вернуться к "Архиву Буковского", таких документов там, повторяю, много. Генеральных документов о коммерциализации КПСС и о перекачке ее богатств за рубеж, вроде известного исследователям меморандума Фалена от 28-го марта 90-го года, нет. К сожалению, и мои собеседники из Международного отдела не могли восполнить этот архивный пробел - не занимались мы, мол, этим... Тема, однако, менее важной от всего этого не становится, к ней я еще вернусь.
А сейчас давайте о не менее важном - о крахе международного коммунистического движения.
Вадим Загладин:
Постепенно движение утрачивало свои возможности, ибо оно все больше приходило в противоречие с требованиями времени, с требованиями политики своих собственных стран, с их ситуацией. Догматическая струя в комдвижении, она становилась большим препятствием на пути его работы. И эту струю мы не могли никак переломить, потому что мы сами стояли на этих позициях. Собственно и задача заключалась в том, как говорилось тогда, чистоту марксизма-коммунизма или как говорил кто-то из наших товарищей: работали как банно-прачечный трест.
Владимир Тольц:
Банно-прачечный трест этот, как известно, прогорел, остались его бумаги, ставшие доступными нам - клиентом этой бани,- как это ни парадоксально, благодаря одному из активнейших противников всемирно-коммунистического помыва. Сейчас он говорит мне о том, что создал - об "Архиве Буковского " - так...
Владимир Буковский:
Понимаете, одной из задач, одной из целей помещения моего архива в Интернет и является попытка как бы поощрить открывание дальнейшее архивов. Ведь получается совершенно абсурдная вещь - эти документы, которые вы сейчас можете увидеть на Интернете, кликнув "мышкой", они до сих пор секретны в России, если вы придете в архив, вам их не дадут, а в Интернете вы их можете посмотреть. Вот создавая такую явно абсурдную ситуацию, я этим как бы хотел власть сподвигнуть на то, чтобы по крайней мере рассекречивать ну хотя бы уже эти документы. К сожалению, ничего этого не сделано, цели своей мы не достигли, и эти документы продолжают быть секретными в России, но в принципе, они висят как упрек нынешней российской власти. А начавши рассекречивать эти документы, они могут рассекретить и дальше.
Юрий Андропов .Функции
Международный отдел курировал и координировал все внешнеполитические аспекты деятельности Министерства Иностранных Дел , КГБ , соответствующих отделов Министерства обороны («отдел не отвечал за дипломатическую, разведывательную и другую деятельность наших государственных учреждений в отношениях с зарубежными странами и не курировал деятельность этих организаций», - отмечал бывший консультант Отдела проф. Меньшиков, Станислав Михайлович ), а также своеобразных «мозговых центров» - и , оказывал помощь Отделу пропаганды и агитации ЦК КПСС и советской прессе в ведении различных пропагандистских компаний, руководил деятельностью редакции журнала «Проблемы мира и социализма ».
Через эту сеть велось распределение материальной помощи, а также пропаганда и идеологическое руководство в международных вопросах.
Международный отдел играл важнейшую роль в планировании, координировании и руководстве различными «активными мероприятиями», то есть программ дезинформации и подлогов, направленных на дискредитацию представления о США в других странах и подрыв американских внешнеполитических целей.
В штате Международного отдела в 1986 году было около 300 человек, относившихся к различным географическим и функциональным бюро. Также к работе в отделе привлекались референты и инструкторы, состоящие в штате других организаций (например, Академии наук СССР).
Размещался Международный отдел в комплексе зданий на Старой Площади, дом 8/5 в Москве, в «Третьем подъезде».
Международное сотрудничество
После распада Международной организации Коминтерн , роль его преемственника выполнял Международный отдел ЦК КПСС .
В состав входили 15 правящих Коммунистических партий:
| Страна | Партия |
|---|---|
| СССР | КПСС |
| Социалистическая Федеративная Республика Югославия | Союз коммунистов Югославии |
| Социалистическая Республика Румыния | Румынская коммунистическая партия |
| Народная Республика Болгария | Болгарская коммунистическая партия |
| Польская Народная Республика | Польская объединённая рабочая партия |
| Германская Демократическая Республика | Социалистическая единая партия Германии |
| Чехословакия | Коммунистическая партия Чехословакии |
| Венгерская Народная Республика | Венгерская социалистическая рабочая партия |
| Народная Республика Албания | Албанская партия труда |
| Демократическая Республика Афганистан | Народно-демократическая партия Афганистана |
| Монгольская Народная Республика | Монгольская народно-революционная партия |
| Китайская Народная Республика | Коммунистическая партия Китая |
| Социалистическая Республика Вьетнам | Коммунистическая партия Вьетнама |
| Республика Куба | Коммунистическая партия Кубы |
| Корейская Народно-Демократическая Республика | Трудовая партия Кореи |
| Страна | Партия |
|---|---|
| США | Коммунистическая партия США |
| Канада | Коммунистическая партия Канады |
| Франция | Французская коммунистическая партия |
| Италия | Итальянская коммунистическая партия |
| Ливан | Ливанская коммунистическая партия |
| Япония | Коммунистическая партия Японии |
| Индия | Коммунистическая партия Индии |
| Бангладеш | Коммунистическая партия Бангладеш |
| Пакистан | Коммунистическая партия Пакистана |
| Ирак | Иракская коммунистическая партия |
Прежние наименования
- Отдел международной политики ЦК ВКП(б) (13 июня - 29 декабря )
- Отдел внешней политики ЦК ВКП(б) (29 декабря 1945 - 10 июля )
- Отдел внешних сношений ЦК ВКП(б) (10 июля 1948 - 12 марта )
- Внешнеполитическая комиссия ЦК ВКП(б) (12 марта 1949 - 13 октября )
- Внешнеполитическая комиссия КПСС (13 октября 1952 - 27 октября 1952)
- Комиссия ЦК КПСС по связям с иностранными коммунистическими партиями (27 октября 1952 - 19 марта )
- Отдел ЦК КПСС по связям с иностранными коммунистическими партиями (19 марта 1953 - 21 февраля )
- Международный отдел ЦК КПСС по связям с коммунистическими партиями капиталистических стран (21 февраля 1957 - октябрь )
- Международный отдел ЦК КПСС (с октября 1988 до приостановления деятельности КПСС 29 августа 1991 года)
Руководители
 |
 |
|
|
| Димитров Георгий Михайлович 27 декабря - |
Суслов Михаил Андреевич 13 апреля - 12 марта |
Григорьян Ваган Григорьевич 12 марта - 16 апреля |
Суслов Михаил Андреевич 16 апреля - |
 |
|||
| Степанов Василий Павлович - |
Пономарёв Борис Николаевич - |
Добрынин Анатолий Фёдорович - |
Фалин Валентин Михайлович - |
Состав на 1986 год
По данным Государственного департамента США , в 1986 году в международном отделе работали:
Первые заместители руководителя
- член ЦК КПСС Загладин Вадим ,
- член ЦК КПСС Корниенко Георгий .
Заместители руководителя
Заведующие секторами
Заместители заведующих секторами
- Денисов Евгений (Мали, Эфиопия);
- Кузьмин Сергей (Сирия);
- Фёдоров Владимир (Скандинавия)
Инструктора
- Ворожейкин Евгений (Швеция);
- Егоров В.
Ответственные работники
Группа консультантов
Напишите отзыв о статье "Международный отдел ЦК КПСС"
Примечания
Ссылки
Отрывок, характеризующий Международный отдел ЦК КПСС
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег"а, – говорил Денисов, – что я г"азог"ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г"одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.
– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n"entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.
Группа консультантов отдела ЦК КПСС. Ю.В. Андропов: первые впечатления
Я уже говорил, что не только при Сталине, но и при Хрущеве руководство не испытывало большой потребности в теории или, во всяком случае, не догадывалось, что такая потребность у партии и страны есть.
Чтобы эта ситуация изменилась, нужны были особые обстоятельства. Как очень часто бывает, ими оказались трудности. На этот раз – трудности в мировом коммунистическом движении и резкое обострение отношений с Китайской Народной Республикой и Коммунистической партией Китая. Столкнувшись с этими факторами, когда стало очевидным, что прежние методы неприменимы, что попытки командовать не только не эффективны, но и приносят вред, советское руководство поняло: необходима куда более тщательная отработка позиций и аргументов в начавшейся дискуссии. И, естественно, более тщательная подготовка соответствующих документов и материалов для выступлений.
Удовлетворить эти потребности старый аппарат не мог, он был приспособлен для совершенно иных времен, порядков и функций. Это и заставило открыть в самом начале шестидесятых годов в Международном отделе (его возглавлял Б.Н. Пономарев) и Отделе по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран ЦК КПСС во главе с Ю.В. Андроповым (сокращенно его называли Отдел ЦК) совершенно новые для аппарата ЦК КПСС должности консультантов. Из них в каждом из отделов сформировали так называемые подотделы, переименованные в 1965 году в группы консультантов (по аппаратной иерархии консультант был приравнен к заведующему сектором, а заведующий группой консультантов – к заместителю заведующего отделом; это были по всем понятиям весьма высокие посты). Новыми здесь были не только названия и функции (по сути, исследовательские), но и то, что впервые за многие годы в аппарат ЦК пригласили значительную группу представителей интеллигенции (потом институт консультантов был организован и в Идеологическом, и в других отделах ЦК КПСС). Но поначалу консультанты выглядели в аппарате – даже внешне – настоящими белыми воронами. А поскольку потребность была большой и острой и оба заведующих отделами хотели взять людей поярче, среди них оказалось и немало «вольнодумцев», совсем уж непривычных, даже чуждых тогдашнему партийному аппарату.
Я был приглашен консультантом в отдел Ю.В. Андропова в мае 1964 года и проработал там до конца 1967-го. Могу сказать, что собранная Андроповым группа консультантов была одним из самых выдающихся «оазисов» творческой мысли того времени (то есть с момента ее создания в 1961 году и до 1967 года, когда Андропова перевели из ЦК в КГБ, что радикально ограничило возможности и роль группы консультантов Отдела ЦК, даже изменило ее реальный статус).
С Ю.В. Андроповым меня познакомил еще в 1958 году О.В. Куусинен, хорошо знавший его по работе в Карелии. Потом мы неоднократно встречались во время выполнения различных поручений творческого характера. Меня для этого не раз вызывали из Праги, а по возвращении в Москву я больше времени проводил на этих заданиях, чем на основной работе в ИМЭМО. Так что к моменту прихода в отдел я хорошо знал и Андропова, и его консультантов.
Это был очень сильный и очень творческий коллектив. Помимо Ф.М. Бурлацкого, который тогда возглавлял подотдел, в него входили А.Е. Бовин, получивший впоследствии широкую известность как публицист и журналист; уже упоминавшийся Г.Х. Шахназаров, успешно работавший не только в науке и политике, но и в литературе; экономист О.Т. Богомолов, через некоторое время возглавивший Институт экономики мировой социалистической системы АН СССР, ставший академиком и затем избранный народным депутатом СССР; политолог и публицист Н.В. Шишлин, Р.П. Федоров, упоминавшийся Г.И. Герасимов, другие квалифицированные специалисты (Ф.Ф. Петренко, В.А. Александров, П.Л. Коликов).
Многие из названных имен говорят сейчас сами за себя. Тогда эти люди не были столь маститыми и известными, но зато были молодыми, смелыми, а также, конечно, честолюбивыми (не считаю это недостатком) – и вместе с тем способными, могли, забыв обо всем, самозабвенно работать (если понимали, что это важно) и при всех спорах оставаться в главных вопросах единомышленниками. Все они без колебаний приняли XX съезд КПСС и стояли на этой платформе.
Очень существенным при этом было то, что такую группу собрал вокруг себя секретарь ЦК КПСС. Он действительно испытывал в ней потребность, постоянно и много работал с консультантами. Работал, а не только давал поручения. В сложных ситуациях, а их было много, да и вообще почти всегда на завершающем этапе работы все «задействованные» в ней собирались у Андропова в кабинете, снимали пиджаки, он брал ручку – и начиналось коллективное творчество, часто очень интересное для участников и, как правило, плодотворное для дела. По ходу работы разгорались дискуссии, они нередко перебрасывались на другие, посторонние, но тоже всегда важные темы. Словом, если говорить академическим языком, работа превращалась в увлекательный теоретический и политический семинар. Очень интересный для нас, консультантов, и, я уверен, для Андропова, иначе он от такого метода работы просто отказался бы. И не только интересный, но и полезный.
Что получали в ходе такой работы мы? Во-первых, понимание живой политики, политики в процессе ее формирования. Ибо, как правило, задания относились не к абстрактной теории, а к политике. При этом очень интересно было приобщиться к ней через такого посредника, как Ю.В. Андропов, – не только умного, но и обладающего незаурядным даром политика, мыслящего, нацеленного на практические результаты – как непосредственные, так и перспективные. Ну а во-вторых, Андропов был неординарным человеком, с которым было интересно работать. Он не имел систематического формального образования (техникум по речному судоходству!), но очень много читал, знал, в смысле эрудиции был, конечно, выше своих коллег по руководству, в большинстве своем если и не закончивших вузы, то хотя бы получивших высшее партийное образование. Кроме того, он был талантлив. И не только в политике. Например, Юрий Владимирович легко и, на мой непросвещенный взгляд, хорошо писал стихи, был музыкален (неплохо пел, играл на фортепьяно и гитаре, о чем, впрочем, мы знали лишь понаслышке).
В то же время, я думаю, Андропов тоже немало черпал из своих бесед, дискуссий и споров, из всей работы с консультантами. Тем более что в те годы круг общения высокопоставленных партийных работников был очень узким и, как правило, малоинтересным. Он ограничивался в основном такими же высокопоставленными партийными работниками да парой личных друзей. (У меня, честно говоря, сложилось впечатление, что со времен Сталина не общаться с людьми «не своего круга» стало неписаной нормой поведения наверху, и она, по-моему, намного пережила своего создателя.) Потому здесь Юрий Владимирович мог в какой-то мере удовлетворить естественную потребность в нормальном человеческом общении.
В ходе такого общения он пополнял свои знания – не только академические, хотя и в этом смысле у части консультантов был значительный багаж, но и о книжных новинках (у нас и за рубежом), культурных событиях и о многом другом. И наконец – это, наверное, самое важное, – такая повседневная работа и связанное с ней общение открывали для Андропова важный дополнительный канал информации о повседневной жизни и служили источником неортодоксальных оценок и мнений, то есть как раз той информации, которой нашим руководителям больше всего и недоставало.
Он все это в полной мере получал, тем более что с самого начала установил (и время от времени повторял) правило: «В этой комнате разговор начистоту, абсолютно открытый, никто своих мнений не скрывает. Другое дело – когда выходишь за дверь, тогда уж веди себя по общепринятым правилам!»
И мы этому принципу следовали, за пределами службы старались не говорить лишнего. А если что-то от Андропова и скрывали, в чем-то с ним лукавили, то совсем чуть-чуть, и то больше по тактическим соображениям. Мало того, я и, как полагаю, мои коллеги считали даже своим долгом говорить с Андроповым именно на «трудные» темы, рассматривая это как один из немногих доступных нам каналов доведения той или иной информации или соображений до руководства. Что касается Юрия Владимировича, то он говорил нам многое, но, конечно, не все. Да мы и не могли этого от него ожидать. Он слушал терпеливо даже то, что не могло ему нравиться, – в то время я не помню случая, чтобы он прервал какой-то существенный разговор просто потому, что он ему неприятен. Другое дело – он часто не комментировал услышанное, никак на него не реагировал, молчал. А иногда для порядка и отстаивал ортодоксальную линию, сам подчас не очень веря в ее правильность (хотя было немало вопросов, по которым он действительно держался ортодоксальной точки зрения, впрочем, случалось, эту точку зрения менял). Мы такую реакцию понимали, хорошо представляли себе, что «положение обязывает».
Все это трогающие какие-то душевные струны у всех нас, участвовавших в этой работе, воспоминания. Действительно было интересно. А кроме того, в таком рабочем общении Ю.В. Андропов часто показывал себя с самой лучшей стороны, а были у него стороны и не такие привлекательные. (К личности и роли Ю.В. Андропова, его положительным качествам и слабостям я еще буду возвращаться.) Но это, так сказать, лирика. Более существенно другое: что дали эта работа, усилия группы консультантов и самого Андропова полезного для развития политической мысли и для политики?
Начну с вопросов, которыми мы непосредственно занимались, – отношений с социалистическими странами. В свете событий 1989 года, конечно, трудно говорить о пользе того, что делалось в первой половине шестидесятых. Но, думаю, все же некоторых, еще более серьезных, трудностей тогда избежать удалось. В частности, лично Андропов и группа консультантов содействовали размыванию старых представлений о формах и принципах наших отношений со странами Восточной и Центральной Европы. Я имею в виду представления о том, что нашей стране в социалистическом содружестве были отведены особые права, включая право командовать и уж как минимум учить, наставлять других, заставлять во всем следовать нашему примеру, ибо все, что она, наша страна, делала, только и могло быть «единственно правильным». Эти представления оставались частью политической психологии многих работников даже после XX съезда, в середине шестидесятых годов, прежде всего в аппарате ЦК КПСС (включая отдел, которым руководил Ю.В. Андропов). Мы старались противопоставить этой разновидности административно-командного мышления достойную альтернативу: уважительное отношение к другим социалистическим странам и их опыту, терпимость к отклонениям от наших образцов, от того, что существует у нас, понимание необходимости строить отношения на основе учета взаимных политических и экономических интересов. Хотя каждый шаг вперед давался здесь ценой большого труда, думаю, кое-что в эти годы сделать все же удалось (правда, в сравнении не столько с тем, что должно было быть, сколько с тем, что было раньше).
Удалось поставить (хотя, к сожалению, далеко еще не решить) вопрос о необходимости отказа от столь привычных нам автаркических настроений и традиций в экономике, о важности экономической интеграции.
Еще одно дело, в которое Отдел ЦК КПСС в те годы смог, как мне кажется, внести известный вклад, – это утверждение более реалистических и более широких взглядов на внешнюю политику, на отношения с Западом. И закрепление, и обоснование нового подхода к мирному сосуществованию – не как к тактике и тем более пропаганде, не как к временной передышке, а как к реальной возможности и необходимости, которую отнюдь не отменяют противоречия между социализмом и капитализмом.
Далее – это я считаю особенно важным, – на закате «эры Хрущева», омраченном серьезными подвижками назад, уступками сталинизму, так же как в период колебаний политической линии, начавшихся после октябрьского (1964) пленума ЦК КПСС, мы, как и другие сторонники курса XX съезда, старались использовать все возможности, чтобы этот курс сохранить. И если уж нельзя было остановить, то хотя бы затормозить начавшийся откат.
Конечно, возможности наши были ограниченны. Но они существовали. Политическая борьба тогда вступила в этап, так сказать, жесткой позиционной войны, когда даже от упоминания в документах и речах руководителей каких-то «ключевых» слов и политических понятий (скажем, «культ личности», «XX съезд», «общенародное государство», «партия всего народа», «мирное сосуществование» и т. д.) зависел исход множества схваток, происходивших в разных слоях общества. Схваток, которые влияли на политические решения, не говоря уж о судьбе статей в печати, кинофильмов, пьес, а то и людей, развитии тех или иных направлений исследований о психологическом и политическом климате в стране. Поэтому работа над заданиями руководства, составлявшая основную часть деятельности группы консультантов, обретала заметный практико-политический смысл. Мы питали надежду, что выработанные совместно идеи и аргументы Ю.В. Андропов сможет довести до руководства. И наконец, именно у группы консультантов Отдела ЦК, а в какой-то мере и Международного отдела имелась в этом плане еще одна, временами весьма эффективная возможность влиять на ход некоторых внутренних дискуссий, открывшаяся и связи с резко обострившейся полемикой с маоистским руководством КПК.
Об этом несколько подробнее я скажу ниже. Завершая же тему об очагах, «оазисах», где развивалась в те непростые годы общественная мысль, хотел бы еще раз повторить, что упомянул лишь те, в которых работал, с которыми был непосредственно связан. Существовали, несомненно, и другие. Но о них, я надеюсь, напишут те, кто их лучше знает.
Оценивая роль этих «оазисов», не буду, конечно, утверждать, что под их благотворным воздействием ожила, превратилась в благоухающий цветущий сад наша общественно-политическая мысль, обращенная Сталиным в пустыню. Так, к сожалению, не произошло и не могло произойти. Наоборот, обстановка вскоре начала ухудшаться, и творческая мысль подверглась новым ограничениям, а то и гонениям. Но тем не менее эту роль нельзя и недооценивать. Развившаяся в этих «оазисах» мысль все же смогла улучшить, оживить, осовременить интеллектуальную атмосферу в нашем обществе и, главное, успела бросить семена, которые взошли много лет спустя, чтобы сыграть заметную, может быть даже существенную, роль в годы перестройки.
Из книги Я был адъютантом Гитлера автора Белов Николаус фонПервые впечатления Под названием «путч Рема» речь в действительности идет об учиненной Гитлером 30 июня 1934 г. и вошедшей в историю под названием «Ночь длинных ножей» кровавой расправе (руками СС и гестапо под главенством Гиммлера и Геринга) со своими сообщниками по партии
Из книги В тюрьме автора Ольминский Михаил СтепановичI . ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ – Административная высылка – это не наказание, а только мера предупреждения и пресечения преступлений, – любезно объяснял мне товарищ прокурора. – Поэтому вы и не подвергаетесь никаким ограничениям прав и преимуществ.Утешенный мыслью, что
Из книги Грязь. M?tley Cr?e. Откровения самой скандальной рок-группы в мире автора Страусс НейлЧАСТЬ 4. КРИК НА ДЬЯВОЛА Глава 1. Том Зутот «Сотрудник отдела продаж «Elektra Records» ввязывается в авантюру, где делает открытие, что группа с самой дурной славой имеет менеджера с ещё более сомнительной репутацией» Я думаю, единственное, что всегда вело меня по жизни, это моя
Из книги Моя жизнь автора Ганди Мохандас КарамчандI Первые впечатления Группа, выехавшая из Феникса, прибыла в Индию раньше меня. Я должен был опередить ее, но моя задержка в Англии в связи с войной расстроила все наши планы. Когда стало очевидным, что мне придется остаться в Англии на неопределенное время, я стал думать о
Из книги Против течения автора Морозова Нина Павловеа2. Первые впечатления Поколения так различаются своим восприятием мира, задачами, которые они ставят перед собой или вовсе не думают о них, а живут, как придётся, что я не рассчитываю на особое взаимопонимание. Просто стараюсь передать, что было, как мы жили и что
Из книги По следам конквистадоров автора Каратеев Михаил ДмитриевичПервые впечатления Выгрузив свой багаж и сложив его под навесом, мы прежде всего устремились к колодцу, который заметили на другом конце двора. Всех томила жажда, не говоря уж о том, что каждому хотелось поскорее освежиться умыванием и привести себя в порядок. Заглянув в
Из книги Неужели это я?! Господи... автора Басилашвили Олег ВалериановичПервые впечатления Как ни странно – вижу, как на террасе общежития политехникума связи, где работал папа, в Пушкино, он тисками привинчивает к столу елочку: Новый год. Темно, за окнами снег, снег… И фраза: «Разрешили елку» впечаталась в память… А это 1935 год – мне всего-то
Из книги Воспоминания "Встречи на грешной земле" автора Алешин Самуил Иосифович2. Первые впечатления Через полгода после моего рождения наша семья переехала в Москву, которую я с тех пор не оставляю. Прошло еще полгода, и началась Мировая война.Будучи мал, я ничего не могу рассказать о той войне, не помню ее.Думаю, мне было два года, когда я получил
Из книги Андропов автора Медведев Рой АлександровичЮ. В. Андропов - снова секретарь ЦК КПСС
Из книги Явка до востребования автора Окулов Василий Николаевич1. ПЕРВЫЕ ШАГИ, ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ За окнами - пригороды Парижа. В вагоне - оживление: последние сборы. Этому подвержены и мы: «Встретят? Кто придет на вокзал?»Поезд медленно идет вдоль перрона. Вдруг среди толпы мелькнуло знакомое лицо. Это Василий Павлович. Мужчина
Из книги Гении и злодейство. Новое мнение о нашей литературе автора Щербаков Алексей ЮрьевичЗаписка Отдела культуры ЦК КПСС об итогах обсуждения на собраниях писателей вопроса «О действиях члена Союза писателей СССР Б.Л. Пастернака, несовместимых со званием советского писателя» 28 октября 1958 г. ЦК КПССДокладываю о собрании партийной группы Правления Союза
Из книги Анатолий Серов автора Чалая Зинаида АкимовнаПервые впечатления Веселое голубое небо, синеющая вдали гряда гор, по их склонам кудрявые виноградники, группы белых домиков. Ветер издали приносит аромат апельсиновых и лимонных садов. Долгожданный берег, райская страна!.. Но чем ближе к берегам, тем они выглядят
Из книги Любовь без границ [Путь к потрясающе счастливой любви] автора Вуйчич Ник Из книги Главы государства российского. Выдающиеся правители, о которых должна знать вся страна автора Лубченков Юрий НиколаевичГенеральный секретарь ЦК КПСС Юрий Владимирович Андропов 1914–1984 Родился 2/15 июня 1914 года в станице Нагутская Ставропольского края в семье служащего. По национальности – еврей. Отец Владимир Либерман сменил после 1917 года фамилию на «Андропов», работал телеграфистом и
Из книги Повесть о моей жизни автора Кудрявцев Федор ГригорьевичПервые впечатления В Австрию мы поехали через Германию, потому что так было ближе до Карлсбада и, кроме того, мы могли остановиться на пару дней в Берлине, поэтому и билеты были взяты только до этого города.Поезд отошел вечером с Варшавского вокзала. Утром мы были в Ковно
Из книги Человек системы автора Арбатов Георгий АркадьевичГруппа консультантов отдела ЦК КПСС. Ю.В. Андропов: первые впечатления Я уже говорил, что не только при Сталине, но и при Хрущеве руководство не испытывало большой потребности в теории или, во всяком случае, не догадывалось, что такая потребность у партии и страны
