Марина Журинская: Без московской ругани. Желание смерти и воля к жизни (Марина Журинская) Чтобы потеряли

«Не бойтесь сокращать тексты», – сказал мне однажды , – «вот редактор “Альфы и Омеги” Марина Андреевна Журинская не боится, и чем больше она тексты редактирует, тем больше ее все уважают».

– Свидетельство – для журналистики необычное понятие. О религиозной журналистике говорят в самых разных словах – проповедь, пиар, аналитика….

– Нормальным православным издательством руководят, простите меня, миряне (при всем моем уважении к носителям священного сана, они обязательно должны в этом деле присутствовать, но работают миряне). Следовательно – это частный случай апостолата мирян.

В редакции журнала “Фома” с В. Гурболиковым и В. Легойдой

А что такое апостолат мирян? Очень простая вещь. Мы должны своей жизнью во Христе . Если мы своей жизнью не свидетельствуем, то Господь не даст никакого процветания – будь хоть средства, хоть административный ресурс, хоть что. Не даст и все. Потому что свидетельство о Христе исключает лжесвидетельство. А когда мы говорим одно, а делаем другое – это и есть лжесвидетельство.

Только так СМИ может стать средообразующим. Наше дело, чтобы свидетельство было максимально адекватным.

Туда, куда поведут 300 человек

– Если посмотреть на самые обсуждаемые в религиозной и околорелигиозной журналистике темы, то это будет , …

– Тут в Интернете возник совершенно дивный анекдот, который я не могу не одобрить. Я большой любитель острословия. «Жила-была девушка, тем и виновата». Дело было не в дресс–коде, а в идее о том, что всякий человек может пожелать изнасиловать женщину, которая неправильно одета. Вот это вот было главное безобразие, а не дресс–код.

Мы должны свидетельствовать не недопустимость дамских штанов (Кстати, Святейший Патриарх Алексий как–то спросил на епархиальном собрании, когда один батюшка это дело обличал: «Ну, хорошо, а когда юбки совсем переведутся, что делать будете?»).

Мы исповедуем Христа Распятого. Для иудеев, как известно, соблазн, для эллинов – безумие. Потрафлять вкусам, идти за людьми нельзя, потому что тот же апостол Павел говорил: «Я в безумии своем…» о том, что и как следует утверждать: вопреки общепринятым заблуждениям и нашим собственным «слишком человеческим» опасениям.

Об успешности православного СМИ очень трудно говорить. Это Бог дает. А что Бог дает? - Спасение, но не обязательно успех; не будем придерживаться теологии процветания, это в конце концов неправославно. Кому Бог дает? Тем, кто Ему верен. Такие общепринятые вещи как массовость тиража и так далее – это не так важно.

– Но разве издатели православной литературы и СМИ не хотят донести Слово до максимально широкой аудитории?

– Есть такая поговорка: «Франция пойдет туда, куда её поведут 300 человек». Мир пошел туда, куда его повели 12 апостолов. Дело не в массовости, а в стоянии перед Христом. В свое время говорил: за что мы почитаем святых? Не за их учение (они ошибались, у них были богословские ошибки), не за их жизнь (все они были люди грешные, а некоторые грешили тяжко), а за их стояние перед Господом. За их позицию, которая была безупречно сформулирована в свое время Авраамом. Господь позвал Авраама, - «Вот я!», – сказал Авраам. Все. Это первичная форма веры, первая её позиция: «Вот я!». Вот я перед Тобой, Господь мой и Бог мой. От этого уже все идет.

– Получается, что нужно свести все к одной теме, к одному направлению?

– Мы знаем про соль земли, и мы помним продолжение, что если соль испортится, то с ней уже ничего не поделаешь, ее можно только выбросить. Но есть у соли земли и вторая сторона. Должно быть тесто, в которое сыплется соль; соль – это не еда, соль – это приправа. Никто не говорил, что все сделайте солью, и тогда все будет хорошо. Если все сделается солью, то хорошо не будет. Это жена Лота сделалась солью…

– Но многих ли людей может заинтересовать свидетельство? Ведь православные СМИ существуют не в вакууме, рядом с ними сотни намного более увлекательных изданий…

– Естественно, может заинтересовать, - ведь люди на самом деле любят недоступное, интересное, необычное. И вот это, что для иудеев соблазн, а для эллинов – безумие, надо подать необычно. Это действительно интересно. Как говорил в свое время С. С. Аверинцев: «Почему бы не призвать молодежь к блистательной, увлекательной авантюре ». Это действительно блистательная и увлекательная авантюра. Почему бы это так не показать? Почему это обязательно должны быть какие–то серо–буро–малиновые юбки с висячими подолами?

– Это очень трудно понять и реализовать. Писать о жизни во Христе, но так, чтобы это цепляло читателя – это колоссально сложная, нереализуемая задача.. А ведь нам надо как–то МЕНЯТЬ общество…

– Православным СМИ формировать общественное мнение? Доформировались. Когда вышла моя книжка про кота Мишку, на одном кошачьем сайте появилось: и хотя книга христианская, читать можно. Понимаете, какую репутацию надо заслужить всеми этими дресс–кодами и прочим, чтобы люди так писали?

Вот я сейчас написала статью, которая пойдет в 60–й номер Альфы и Омеги. Её, кстати, крайне одобрил отец Алексей Уминский. Она называется «Поворот оверкиль». Это когда вверх дном корабль переворачивается, - это конец. Я пишу об историческом корабле и начинаю с того, что все мы любим говорить о том, что мир меняется к худшему, а когда доходит до дела, то единственное, о чем мы можем говорить, так это о том, что молодежь одевается безумно вызывающе. Но простите, это признак стабильности. Это было всегда. А признаки–то ухудшения другие. Нежелание жить, нежелание жить с Богом, нежелание вечности, пресыщенность, страх. Все живут в страхе. И лжесвидетельства и лжепроповедники, которые людей запугивают адскими муками.

Слава Богу, что мы не можем переменить общество!

Когда я вижу фотографии вот этих святотихоновских девиц, которые уже вошли в легенду, я вспоминаю один случай.

Когда только–только началась разрядка в обществе и зарубежные поездки, Ольга Сергеевна Ахманова с группой студентов и преподавателей поехала в Англию. Английский ее был блистательный, она была неслыханная красавица: высокая, стройная, длинноногая блондинка, с голубыми глазами и ямочками на щеках. В Англии она произвела фурор, о ней писали в светской хронике.

Естественно, когда она приехала назад, то попала на партбюро. Евдокия Михайловна Галкина–Федорук, которую можно было обвинить во всем, кроме красоты, сказала: «Ольга Сергеевна, как вы могли забыть, что советская женщина должна внушать капиталистам отвращение?!». В этом смысле она была стопроцентная советская женщина; правда, она не только капиталистам отвращение внушала.

Так вот, когда я смотрю на наших эталонно–православных девиц, я вспоминаю этот случай на партбюро. Православная девушка должна внушать отвращение всем, в том числе и своему мужу. Православный молодой человек – то же самое.

Когда в храме вы видите особо грязную и лохматую голову, вы должны сделать вывод, что её обладатель особенно набожен. Что за безобразие? Кого это может привлечь, кроме извращенцев?

Спросили, какой должна быть православная семья, он ответил одним словом: «Счастливой». А какое такое счастье написано на этих перекошенных от злобы физиономиях? И лицо наших СМИ по большей части такое же: убогое и перекошенное. А мы жалуемся, что не можем атмосферу в обществе изменить. Так и слава Богу, что мы не можем её вот таким вот образом переменить. Это же Господь бдит.

Обустроить Церковь?

– Сегодня вокруг Церкви вспыхивает медийный конфликт за медийным конфликтом. Многие из них разжигаем мы сами. Растут антиклерикальные настроения, и уж точно – не меньше становится старых упреков, тиражируемых новыми медиа…

– Недавно, отвечая на замечания «Русского репортера» о том, «как нам обустроить Церковь?», я вспомнила Вертинского «Будет это пророк или просто обманщик, но в какой только рай нас погонят тогда?». Мне такие вопросы очень напоминают проект соловьевского антихриста: у нас должны быть культурные православные, просвещенные мусульмане и так далее. После Вертинского высказался Галич: «Бойтесь единственно только того, кто скажет «Я знаю, как надо».

Нам говорят, как надо, а мы боимся и правильно делаем, что боимся. А закончила я цитатой из песни, которую поет Слава Бутусов; это триумф личного свидетельства: «может быть, я не прав, может быть, ты права, но я видел своими глазами, как тянется к небу трава ».

Мы своими глазами видим, что Господь - в нашей Церкви, что Он нас не оставил. И о Нем мы свидетельствуем.

Мы не должны быть все пионерами и комсомольцами. Кто сказал, что все наши епископы должны быть кандидатами в патерик? Это при советской власти были кандидаты в ЦК. У нас кандидатов в святые нет. Господь выбирает святых среди грешных людей.

Вот что мы обязательно должны сказать – мы не претендуем на святость. Господь пришел не к праведникам, а к грешным. И Он остается в нашей Церкви. Мы это осознаем, и это сильно нас отличает от тех, которые не осознают себя грешниками. Нам лучше в этом смысле, потому что мы с Господом, Он с нами.

Есть совершенно замечательное стихотворение у Тимура Кибирова о том, как праведные граждане будут шокированы, если они попадут в рай. Кто там будет? - Мотя из налоговой полиции, Магда из массажного салона.

Как же было нам не обозлиться?!
Рядом с Ним расселись беспардонно
Мотя из налоговой полиции,
Магда из массажного салона!
Как же нам не предпочесть Денницу
Плотницкой компании хвалёной:
Мотьке из налоговой полиции,
Машке из массажного салона?!
Ведь и в этой чёртовой провинции
Мог бы выбрать Флавия, Филона,
Хоть Варавву – всё ж не из полиции
И не из массажного салона!..
Я воображаю наши лица
В судный день, когда, поправ законы,
Рыболов, и мытарь, и блудница
Воссияют у Господня трона.

А помните Гумилева?

Чтоб войти не во всем открытый,
Протестантский, прибранный рай,
А туда, где разбойник, мытарь
И блудница крикнут: вставай!

Мы верим в такого Бога, Который не ставит пятерки отличникам, а смывает грехи у тех, кто к Нему за этим обращается. Он настолько велик, могуч и добр, что стоит нам к Нему обратиться, и наши грехи исчезают.

– Да, но люди ждут от нас плодов веры, о них рассказать трудно. В результате многие сюжеты в СМИ связаны с неприглядным поведением верующих, что . Как выбрать здесь и правильный стиль, да и свое отношение ко всему этому негативу?

– Однажды ко мне пришла пятидесятница и стала прохаживаться насчет личных грехов православного духовенства. И тут я разозлилась и сказала: «Вы не понимаете одну вещь. Даже если куда–то денется Русская Православная Церковь, - что невозможно, но даже если она куда–то денется и в ней останется один священник – горький пьяница и заведомый стукач – я останусь его последней прихожанкой и мы вместе будем оплакивать наши грехи». И больше она не появлялась.

И ведь православные тоже считают, что все наши батюшки должны быть юными пионерами, все епископы Серафимами Саровскими. Причем на самом деле ни о жизни батюшек, ни о жизни епископов никто ничего не знает. Вернее, все знают, что весь епископат в золоте, а какие диагнозы у них – никто не знает. Помните чеховский рассказ «Архиерей», о том, что Владыка не дожил до Пасхи, умер от кровотечения, от брюшного тифа. И тогда выяснилось, что он служил с брюшным тифом. Чехов был врач и знал, что с брюшным тифом быть на ногах невозможно. Но в его рассказе Владыка с брюшным тифом был на ногах и служил, и свалился буквально за сутки до смерти. Вот таких вещей никто не знает, потому что они это скрывают.

Какие скорби несут наши батюшки. Себя мы–то знаем, знаем, что мы не сокровища. А всю эту свою несокровищность мы же сваливаем на наших священников, поедом их едим.

Очень тяжело умирал. И он, умирая, говорил «Иначе нельзя, я убийц исповедовал». Про это же никто не думает, и мы их рассматриваем потребительски: мы там что–нибудь вякнем, батюшка махнёт епитрахилью и у меня будет право причаститься, чтобы не болеть. Вместо того чтобы сказать: «Я, батюшка, окаянная такая–то и сякая–то», начинается «Да, понимаете, но вы меня поймите, тут такая сложилась ситуация, ведь я так, а мне так… я вся такая нервная, такая тонкая…».

Так что на Христа и на свое стояние перед Христом должна ориентироваться православная журналистика и на то, что врать нельзя. Вот это главное.

Альфа и Омега

Журнал “АЛЬФА И ОМЕГА” был основан весной 1994 года. 400–страничный журнал–ежеквартальник, издающийся тиражом 2500 экз. и распространяющийся на территории всех стран СНГ. Его читателями стали священники и активные миряне, работающие ради формирования подлинно церковного сознания у того поколения российских христиан, которое пришло в Церковь в последние десятилетия.

– Марина Андреевна, расскажите, как создавалась «Альфа и Омега»? Это было такое интересное время синхронного всплеска – одновременно возникло сразу несколько православных изданий – , «Встреча»…

– У меня было желание издавать православный журнал. Я посмотрела, что тогда стал делать «Вестник РХДД». Он ударился в ностальгию по России, а я видела потребность удариться в ностальгию именно по диаспоре. В начале мы очень много публиковали Шмемана, Мейендорфа, Флоровского – хотели донести до читателя России, который ничего этого не знал, подвиг православной диаспоры.

Это были великие люди, они были велики именно в своем стоянии. Свет миру. Они при этом были лишены родины, им было горько от этого всегда, но на их стоянии это никак не отражалось. Совершенно чудом я получила какие–то глупые деньги, я не понимаю, как их на что–то хватило, но вот стала я издавать и все.

– У вас большой редсовет, но великая ли сама редакция?

– Было нас двое: я и моя крестница. И до сих пор две хворые старухи этим занимаются.

Содружество. Марина Андреевна и кот Мишка – оба за работой. Фото священника Игоря Палкина

– Кто приходил, кого приглашали. Вот, например, я как–то «положила глаз» на совсем молодого, но умного, мыслящего и красивого отца Алексея Уминского и сказала, что сам Бог ему велел что–то писать про воспитание. Он очень взволновался и сказал: «Марина Андреевна, я должен вас предупредить, я не профессиональный педагог». На что я ему ответила, что это очень хорошо, что профессионального педагога я бы и не пригласила.

Совсем умирающему отцу Глебу Каледе я как–то предложила сделать обобщающую. Он благословил нас сделать суммирующий текст, лежа в больнице, где его и дорабатывал. Он умирал, номер ещё не вышел, и мы просили в типографии, чтобы нам сделали отдельные оттиски, и батюшка их подписывал: «детям», «друзьям». Потом эта статья вышла невероятным совокупным тиражом (отдельными изданиями, републикациями), кажется, около 200 000 экз. А потом мы стали всего отца Глеба печатать – главы «Домашней церкви», проповеди и прочее. И подготовили к печати все его труды.

Ещё с владыкой Антонием получилось – как–то мы столкнулись с Еленой Львовной Майданович, и она нас полюбила. С тех пор у нас нет ни одного номера, в котором не было бы владыки Антония.

До дыр

– Помните первый номер?

– Первый номер… Первый номер надо ещё увидеть. Он был тоненький, нелепо сверстанный, в какой–то дурацкой бумажной обложке. Это же постепенно у нас обложка стала не совсем бумажная, а потом мы завели на ней какую–то красоту, потом она стала цветная. За эту красоту нас дико ругали, шли шепоты, что журнал не православный, потому что изображена Троица в четырех лицах. А там изображена всемирно известная миниатюра «Епифаний Премудрый с братией пишет житие преподобного Сергия». Вот такая православная просвещенность.

У нас никогда не было большого тиража, но я знаю, что каждый экземпляр зачитывают до дыр. В библиотеке Троице–Сергиевой Академии и семинарии у нас просили два экземпляра вместо одного, потому что один моментально занашивают и на него очередь.

Однажды ко мне приехал один наш немосковский автор, стал рассказывать о каких–то нестроениях епархиальных, а потом как–то замолчал, смотря на полку, где была вся «Альфа и Омега», и сказал: вот. Через 200 лет это и останется. Все забудут про наши дрязги.

Тем и живем.

– Было желание все бросить и жить спокойно?

– Многократно. Много лет назад у меня был разговор с отцом Алексием Уминским. Я подошла издалека, говорю: отец Алексий, а ведь это правда, что для священника превыше всего спасение человеческих душ? Правда, – говорит отец Алексий. Я говорю: отец Алексий, благословите бросить всю эту чрезвычайно душевредную тягомотину и заняться спасением души. «Ещё чего!» – сказал отец Алексий, вот именно этими самыми словами. А еще интеллигентный человек, горько подумала я… и продолжала свою деятельность.

Я смирилась с тем, что редактирование – это крайне душевредная работа. Правда, хуже всего – это редактирование перевода. Потому что редактор между двумя языковыми системами и между двумя сознаниями: автора и переводчика. Такая чудовищная нагрузка, что как–то с ней справиться можно, только раскалившись до состояния берсерка. Рубить направо и налево. А это состояние душевредное.

Без московской ругани

– А самые памятные истории из жизни журнала расскажете?

– Журнал ведь и стал средообразующим. Пришли люди, постепенно выяснилось, что нам не так уже нужно публиковать диаспору, у нас уже свои есть.

После того, как вышел первый номер, раздался звонок в дверь и на пороге возник один из моих студентов, ему было тогда лет 18. А ко мне не приходили без предварительного звонка. Мальчик пришел, прислонился к притолоке, потому что на ногах стоял плохо, и сказал: «Марина Андреевна, я вчера вот купил «Альфу и Омегу», читал до 4 часов утра, а потом я вышел и пошел, пришел к вам». Я жила в самом центре, а он на далёком юго–западе. Вот, понимаете, он с 4 часов утра много часов шел по Москве, обуреваемый чувствами и мыслями, чтобы сказать, что это его журнал. Сейчас он иеромонах.

А один раз ко мне приехал совершенно фантастический человек, батюшка из восточной Сибири. Чудом добрался до Москвы, потому что это же дико дорого. Такой громадный богатырь, с невероятной копной русых волос, с невероятно чистыми серыми русскими глазами, очень серьёзный. Он решил, что раз он приедет в Москву, то купит как можно больше литературы, чтобы везти на себе, а не платить за пересылку, потому что пересылка в восточную Сибирь – это нечто. Так он и ко мне попал, решив, что лучше добраться до редакции, чтобы купить журнал без всяких наценок. Он мне сказал фразу, которую помирать буду – буду вспоминать с благодарностью. «Мне почему ваш журнал нравится? Потому что в нем очень много полезного и нет никакой этой вашей московской ругани».

Если бы знали борцы за чистоту Православия, что Сибирь это все считает московской руганью!

Марина Журинская. Фото: foma.ru

– И как удается избежать всех этих острых тем, «ругани»?

– У нас нет московской ругани, потому что мы про Христа. С самого начала журнал был христоцентричен и экклезиоцентричен, поскольку главное из того, что есть в мире – это Церковь, которая пребудет и плавно въедет в вечность. А Церковь существует, поскольку она христоцентрична. Вот и все, вот вам альфа и омега, начало и конец.

Однажды сын моей крестницы, когда ему было лет 12, в храме ко мне подходит и говорит: «Марина, там продается книга про антихриста». Я ему говорю: «Алёша, никогда не читай про антихриста, всегда читай про Христа». Запомнил на всю жизнь.

Говорили бы больше про Христа. Была бы сначала совершенно жуткая реакция, которую надо просто преодолевать.

– Есть ли темы, которые вы принципиально не поднимаете?

– То, что ничего не может дать для спасения души – ту самую московскую ругань. То, что может что–то дать – достойно рассмотрения. То есть вот тут вот к этим двум моментам (экклезиоцентричность и христоцентричность) добавляется ещё и антропоцентричность. Точнее, психоцентричность. То, что для души полезно. А для души полезны Христос и церковь Его. Вот так вот оно и смыкается.

– Да, приходится вынимать из автора уже обещанную статью. Вот тут все средства хороши. Понимаете, в американском судопроизводстве, как известно, суммируются сроки. И там поэтому спокойно могут приговорить человека к двум векам тюремного заключения. А я как–то стала суммировать время, которое у меня при подготовке номера уходит на разговоры с авторами. 48 месяцев, если все суммировать.

Не все же авторы такие, как , который сам может быть для измученного редактора психотерапевтом. Я рецензировала его выступление на Правмире. Он тогда очень был рад. Прошу отметить, что для такого журнала не совсем тривиальная форма: рецензия на интернет–публикацию.

– Ваши любимые современные публицисты?

– Очень люблю печатать Володю Легойду. Вот это очень странно, но его колонки в Фоме люди не разглядывают, а в Альфе и Омеге разглядывают. Вот что это такое? Так получается.

Назову отца Алексия Уминского, я считаю, что он замечательный автор. Но у нас есть ещё один замечательный автор – игумен Савва из Белоруссии. Его публикации всегда вызывают глубокий отклик. Он пишет прекрасно и как–то задевает людей за самое живое. У нас была его статья о девстве, её вот читают и балдеют. Другого слова просто нет. И я очень люблю его проповеди. Он молодой, образованный, настоящий тихий монах, тихо сидящий в маленьком монастыре. Ещё и регент к тому же.

Отец Илья Шапиро оказался потрясающим знатоком и любителем богослужения – очень тонко его чувствует. В текущем номере у нас его статья про царские часы – согласитесь, что про это никто не пишет.

Жаль, очень мало пишет владыка Лонгин, потому что он весь на разрыв. Кстати, у него вышла очень хорошая книга, и особенно надо отметить, что очень большую ее часть занимают вопросы–ответы в интернете. И ни разу во всех его ответах не употребляется слово «а вы смиряйтесь». Согласитесь, ценно.

Еще из любимых авторов - , которого иначе как блестящим апологетом не назовешь, и , очень глубоко образованный и мыслящий библеист и абсолютно разумный человек при этом. А это не так уж часто сочетается, как хотелось бы. Прочих можно найти на страницах журнала.

– Нет ли проблемы «перерасхода» себя? Когда кажется, что все уже сказал, исчерпал себя до крайности, и надо срочно восполнять, возобновлять исчерпанные ресурсы?

– Я этого не знаю, для меня это совершенно не проблема. Во–первых, я совершенно не могу читать и слушать больше, чем читаю и слушаю. Я говорю, что чукча не писатель, да и не читатель. Чукча редактор. Это совершенно другое. Но когда хочется - читаю, и когда хочется - пишу. У меня почему–то нет никакой необходимости компенсировать. Может быть потому, что у меня вообще жизнь очень интересная. Мне дай Бог успеть бы все написать… и еще много чего (и кого) прочитать. Я вот в последней статье сделала совершенно хамское примечание для своего возраста, что увлекательнейшую тему радости у апостола Павла оставляю за собой на потом. И действительно оставляю.

Вот, работа у меня такая: я человек совершенно свободный и поэтому на 70–м году жизни обратилась к теме рок–культуры, написала громадную статью о Цое на два с половиной печатных листа. Из неё, может быть, будет делаться книга. Эту статью прочел Бутусов, и она ему понравилась, а мне это тоже понравилось. Тем более что я редактирую очередную его книгу прозы. И он меня позвал на свой концерт, я впервые в жизни была на рок–концерте.

Марина Журинская и Вячеслав Бутусов. Фото: Юлия Маковейчук

Причем мы долго беседовали в артистической, а потом он совершил невероятное, сказал, что для меня и сопровождающих какие–то места хорошие оставил и хочет меня проводить. Охрана абсолютно окаменела. Дошли туда, там еще посидели, поболтали - и только через 20 минут люди стали соображать, что среди них живой Бутусов. Тут он раздал какое–то количество автографов и стремительно убежал, потому что пора было на сцену.

А вы говорите - компенсация. А у меня вот такая работа. И чего мне еще компенсировать, спрашивается? Конечно, не на таком экстравагантном уровне, но для меня каждая встреча с автором - праздник, поскольку все уже давно поняли, что скандалить со мной просто не из-за чего.

И читателей я тоже люблю, не часто, но иногда они ко мне добираются, бывает, что и зарубежные. Это ценно не потому, что они заграничные люди, а потому что взяли на себя труд.

Какие издания убьет Интернет

– Сегодня все и всё уходит в Интернет…

– Я терпеть не могу рассуждения, что все изобретения двадцатого, а тем более двадцать первого века, несут нам смерть и гибель духовную. Потому что ровно то же самое можно было в свое время сказать про бумагу. А уж про печатный станок!

Все, что есть в жизни людей, имеет обоюдное измерение: нет в падшем мире такой вещи, которой нельзя было бы злоупотребить.

Что всякие изобретения – на благо и на пользу – я в этом более чем уверена. Опиаты – это великое средство уменьшения человеческих страданий и страшное оружие гибели человеческой. В основе наркомании – лекарственные препараты! То же самое и со всеми человеческими изобретениями, в том числе и с интернетом. Не надо мне говорить про порносайты по простой причине – существует большое количество порнолитературы, я ее не читаю. То же самое с порносайтами: они меня не волнуют, потому что я совершенно не знаю, что это такое. И знать не хочу. Это факт биографии не интернета, это факт биографии меня.

Я терпеть не могу, когда студенты скачивают из интернета рефераты. А познается это на пальцах – нет выходных данных. И когда я юному существу говорю – откуда, а существо отвечает: «Не знаю, брал из интернета», – он у меня вылетает со скоростью поросячьего визга, как говорил О’Генри.

Но в то же время интернетом можно виртуозно пользоваться для получения и проверки информации – я, конечно, могу встать из-за стола, взять энциклопедию и в нее заткнуться, но проще это сделать при наличии трех кнопок. Для чистой информации интернету нет цены. Говорю это как человек слегка пишущий.

Электронные библиотеки могут заменить бумажные. Ридер – электронная книжка – удобная система – можешь себе что-то скачать и уйти гулять с маленькой книжкой. Но ничто не заменит удовольствия быть с книгой бумажной. Я недавно послала одному знакомому текст в электронном виде, а потом сказала: «Скорее бы вышла книга, потому что мне хочется подарить вам этот текст в виде книги. Чтобы вы ее где-то потеряли!»

– Чтобы потеряли?!

– Это ж такое удовольствие! Это часть нашей жизни – мы всегда где-то теряли книжки. Иногда это было невосстановимо, и это было не удовольствие, а трагедия, но это же все равно адреналин.

Интернету нет цены, когда мы можем переписываться. Есть граждане, как правило, молодого возраста, которые сделали себе наркотическую привычку – сидят часами в аське и обмениваются абсолютно бессмысленными репликами. И получают удовольствие… Я очень люблю писать письма. Письма я как писала содержательные, так и пишу, получаю содержательные ответы. Особо выдающиеся письма я распечатываю. У меня целые папки переписки с разными людьми – я храню письма, которые имеют ценность – дружественную, душевную, интеллектуальную. Благодаря электронной почте я могу освободить себя от того, чтобы покупать конверты, марки, отправлять на почту, ждать – дойдет – не дойдет – читаешь в романах XIX века: сутки шло письмо из Москвы в Петербург и обратно, а у нас – две недели! А в интернете все доходит.

Терпеть не могу в интернете обсуждения – они бессмысленны. Я их редко читаю, но каждый раз, когда читаю, думаю: слава цензуре! Слава этому громоздкому механизму редактуры! Свободный обмен мнениями – просто бессодержательный. Обсуждения на форуме через три шага уходят в сторону. Вместо того, чтобы обсуждать по существу, кто-то прицепился к слову, кто-то прицепился к тому, что прицепился к слову – в результате получается бессмысленная ругань, которая не имеет никакого отношения к теме. Для меня идеально, если я вижу, что кто-то написал что-то интересное, я пойду и позвоню! Вырвавшись из паутины!

– Убьет интернет печатные издания?

– Какие убьет – тем туда и дорога. Если вы хотите существовать в бумажном виде – выпускай так, чтобы люди хотели это хранить. Вот «Альфу и Омегу» люди хранят – все спокойно в этом отношении.

На голубом глазу

– Вы всю жизнь работали в науке, закончили филологический факультет МГУ…

– Кафедра была немецкая, а диплом у меня был по хеттологии. Потом я попала в Институт языкознания стажером, меня бросили на лингвистическую типологию, что было полным кошмаром.

– Почему?!

– Потому что обычно типологией занимаются за выслугой лет, а я была девчонкой. И так получилось, что тогда издавался трехтомник по общему языкознанию, глава «Типология» была моя. Вообще меня никто не жалел. Например, как–то позвали в ИНЯЗ прочесть лекцию аспирантам, 19 девчонок. Прихожу, а мне говорят, вот в эту аудиторию (громадная аудитория, со сценой, с кафедрой), и сидят тётки – в английских костюмах, в джерси, с прическами. Я спрашиваю, что это такое? А мне говорят, что заодно пригласили и ФПК. Двести заведующих кафедрами иностранных языков со всего Советского Союза. А я два года как университет окончила. И они–то все в английских костюмах, а на мне такое продвинутое платье с единым рисунком на все платье, в стиле Хокусая, и индейские косы в качестве прически – прямой пробор и два длинных хвоста над ушами. Я воздвиглась на кафедру на совершенно ватных ногах.

Марина Журинская. Фото Dmitry Rozhkov / Wikimedia Commons

И тут все эти тетки достают тетрадки и смотрят на меня. Я подавила в себе вопль «Подождите записывать, может я все ещё навру». И тут я увидела путь к спасению – особняком сидят два человека мужского рода, относительно молодых и узбеки. Поэтому я быстренько пробарабанила вступление и сказала, что мы начнем с агглютинативных языков. Написала узбекский пример из Поливанова. Правильно? – спрашиваю я узбеков. Они просияли, закивали головой, потому что правильно, действительно по–узбекски.

– Все прошло в результате благополучно?

– Эти узбеки меня сразу окружили таким почитанием на расстоянии. А тетки – народ трусливый, если они видят, что имеет место лекторша, странная, конечно, но вот сидят двое мужчин и уважают, значит надо уважать.

– Долго вы работали в Институте языкознания?

– Без малого 20 лет, занималась уже какими–то общими семантико-грамматическими делами.

Я перестала вести список своих научных трудов, когда он перешагнул за сто, потому что стало скучно. А потом меня взяли и бросили на «Языки мира». А потом, несколько лет назад звонит мне мой любимый Легойда и говорит: «Марина Андреевна, у вас есть двойная тезка. В журнале «Итоги» статья, посвященная 20–летию проекта «Языки мира», а там сказано, что Марина Журинская сломала советскую академическую бюрократическую систему».

Марина Андреевна Журинская в мемориальной мастерской скульптора Лазаря Гадаева. Фото Евгении Шавард.

– Как сломали?

– А не знаю. На голубом глазу. Я просто сказала, что мне нужен Витя Порхомовский (совершенно замечательный африканист), Витя Виноградов (он сейчас директор института), Андрей Королёв (выдающийся кельтолог) и две недели. И мы сидели у меня и писали исходную программу этих языков мира. И написали. Я их делала очень долго, эти языки мира. И довольно много сделала.

А потом у меня очень болела мама… И я как-то услышала мимоходом: «Представляете, мы приходим из театра, а мама лежит в коридоре». И тут я поняла, что я не допущу такого. Я ушла с работы и стала ухаживать за мамой. 4 года я с ней сидела. Все. Там мне светила какая–то карьера, но ничего, ушла. Но мама у меня умерла, как человек. Христианская кончина…

– Вот так вот отказались от всей научной работы и карьеры… А как вы пришли в Церковь?

– Я в 1975 году крестилась.

Первый раз с церковью была встреча, когда я была совсем маленькая, в Москве жила папина сестра, у которой был рак, и её пытались лечить. Мы гуляли. Вот догуляли как–то до ворот Высокопетровского монастыря, и я её спросила: а что это за дом? Она сказала – это церковь.

– А кто здесь живет?

– Здесь живет Бог.

– А кто это такой?

Она мне рассказала, как могла. Тогда я сказала, что же это такое, я так и буду жить некрещёная? Тетя прибежала домой и сказала, что дите выражает желание креститься. Родители это дело встретили совершенно кислыми мордами и больше не пускали её со мной гулять. Ничего, мама у меня крестилась в довольно–таки зрелом возрасте, мягко говоря. Не помню, сколько ей было, 75, по–моему. Так что я отплатила добром за зло. А потом в этот самый странный дом, где живет Бог, какое–то время мы ходили молиться; там был отец Глеб Каледа, который умер в 1994 г. Потом я стала невыходная, тут уже батюшки ездили ко мне домой, пока не утвердился один. Причем не по принципу сановитости и знаменитости, а просто однажды я ему про некоторое свое состояние сказала: «А я не знаю, грех это или не грех». А батюшка сказал: «А надо подумать». Вот так вот. Так с тех пор и живем. В задумчивости и в размышлениях.

На самом деле жить просто и радостно, - и издавая православные СМИ, и занимаясь общим языкознанием. Если хочешь быть счастливым – будь им. Что ни говори, а идеальное состояние человека было идеально выражено апостолом Петром: «Господи, хорошо нам здесь быть».

Блиц-опрос

Какие шаги и вехи религиозной журналистики можно выделить:

Ответ довольно прост: от энтузиазма к умению, от умения к профессионализму, от профессионализма к глубине и т. д.

Имена и тексты, за которые не стыдно:

Множество имен назвала, если какие-то опустила, то прошу прощения.

Самый большой провал в православных СМИ?

Их много.

Как искать, о чем и как писать?

Как Господь повелит.

Каких жанров не хватает, каких слишком много?

Не хватает личного свидетельства. Слишком много интервью. Это плохо, потому что интервьюер моделирует опрашиваемого по своему образу и подобию. Не всякий может устоять.

Вспоминает диакон Павел Сержантов, 15 лет работавший в редакции созданного ею журнала «Альфа и Омега».

На девять дней мы пришли к могиле Марины Андреевны Журинской служить панихиду. Под деревянным крестом лежали цветы – с отпевания. Такие свежие, будто все это было вчера. Жизнь оставалась в срезанных цветах. Не торопилась уходить.

Марина Андреевна запомнилась мне удивительно живым человеком. Я познакомился с ней лет пятнадцать назад. У нее было совсем немного здоровья. Но сколько при этом жизни сияло в ее глазах, в ее умении с ходу найти подходящие слова, чтобы охарактеризовать какой-нибудь сухой научный факт или рассказать курьезный случай из жизни.

Она была вхожа в сокровищницу русского языка. На первый взгляд, для лингвиста, кандидата наук это немудрено... Редактор журнала «Альфа и Омега» Марина Андреевна имела литературный талант, – откройте ее «Мишку» и убедитесь. Ее, как автора, интересно читать. Правда, лично мне интереснее было с ней просто разговаривать.

С ней всегда находилось и о чем поговорить, и о чем помолчать. Она не утомляла собеседника потоком профессионального красноречия. Беседы шли неторопливо, на этом пространстве мысли было приготовлено место для всех участников беседы. Можно и свое мнение высказать, и просто сосредоточенно подумать молча. В ее присутствии хорошо думалось. Она специально создавала для этого благоприятные условия.

И еще Марина Андреевна могла вдруг выйти на пределы языковых возможностей. О чем это я? Понимаете, такое бывает с поэтами. Речь поэта посреди стихотворения вдруг становится простой-простой, предельно простой и при том нисколько не теряет содержательности. Напротив, поэтическая речь приобретает какую-то убедительную глубину. Удивительно ощущать глубину простых слов, которая получена не за счет нарочитых усложнений речи, напластований смыслов и не за счет звуковых спецэффектов. У Марины Андреевны простота общения обходилась без досадных упрощений мысли.

Хранить простоту речи и при ней глубину – для этого нужно неординарное чувство русского языка, своего рода абсолютный слух. Мне кажется, найти музыкальный абсолютный слух гораздо легче, чем абсолютное чувство языка. При таком чувстве языка Марина Андреевна говорила с людьми, писала журнальные статьи. И редактировала.

Она умела передавать свой опыт, а далеко не каждый опытный человек способен свой опыт передать другим. Марина Андреевна добросовестно учила сотрудников журнала редакторскому ремеслу, не жалела на это времени и сил. Кто теперь этой выучкой молодых редакторов занимается? Мало кто. Дело-то хлопотливое, долгое и сложное. Вот и читаем мы частенько кое-как изданные журналы и книги...

Однажды Пастернак парадоксально выразился о текстах. Попробую припомнить его мысль поточнее: после того, как автор ставит последнюю точку в тексте, начинается работа над текстом. Начинается. А не заканчивается и даже не продолжается. Да, больших сил требует авторская правка, изнурительная переделка многих страниц, а то и переписывание заново всего «готового» текста. И на этом опять не конец. Начинается еще работа редакторская.

Для Марины Андреевны – редактора – было характерно уважение к автору и одновременно уважение к читателю. Вот ее рецепт! Поэтому ее журнал «Альфа и Омега» всегда получался на удивление хорошим.

Про Марину Андреевну можно вспоминать много. Хочется сказать еще об одной редкой и ценной черте характера, которая присуща разным людям, – была она и у Марины Андреевны. Была она и у отца Иоанна (Крестьянкина). Он однажды признался: «Я люблю радоваться и радовать». Марина Андреевна тоже искала в нашей непростой жизни любой повод порадоваться, увидеть что-то хорошее, ликовать о благости Божией. Любила порадовать и поддержать других: утешительным словом и добрым делом. И старалась, чтобы слова были обязательно подкреплены делами.

Пустые слова, за которыми ничего не стоит, ее не интересовали. Она всегда вдохновлялась словесностью и – самой реальной жизнью, что находится по ту сторону слов. Такой жизнью, которая одна убедительно, без фальши способна зазвучать в словах.

Это все имеет отношение к личному общению с ней и к ее профессиональной деятельности. Каждому понятно, что задача редактора во многом состоит из выискивания и исправления авторских ошибок, недостатков текста. Это «отрицательная» сторона редакторского дела. А есть ведь и «положительная»: найти талантливых авторов и помочь им с публикациями, отредактировать текст так, чтобы он стал чистенький и сверкающий, чтобы читатель благодарно любовался им, и автор тоже был доволен.

Беда, если редактор не видит «положительного» и полностью сосредоточен на «отрицательной» стороне своего дела. Такой редактор неизбежно теряет профессионализм, он не будет испытывать настоящую радость, занимаясь своим делом (злорадство не в счет). А теперь обобщим: беда, если человек сосредоточен на «отрицательной» стороне своей работы и вообще жизни и не замечает в нашей жизни ничего «положительного». У подобной беды много имен, одно из них – уныние.

Марина Андреевна любила замечать хорошее, умела найти что-то стоящее, положительное, радостное в работе и жизни. И охотно делилась своей находкой с ближними. Вечная ей память, да вселит ее Господь в обители небесной радости!

Марина Андреевна Журинская (род. ) - советский и российский журналист, публицист, лингвист , редактор православного журнала «Альфа и Омега ». Кандидат филологических наук.

Биография

Марина Журинская - выпускник филологического факультета МГУ , защитила диплом по хеттологии. Стажёром попала по распределению в , где ей сразу досталась лингвистическая типология - область, которой обычно занимаются сотрудники с большой выслугой лет. Проработала в институте почти 20 лет. Автор более сотни научных трудов. В середине 1970-х годов Марину Журинскую назначили координатором проекта ИРЯ АН СССР «Языки мира», вела проект до 1986 года.

В 1975 году приняла православное крещение. С 1994 года издатель и редактор журнала «Альфа и Омега ». Член редколлегии сборника «Богословские труды».

У Марины Журинской живет кот Мишка, её книга «Мишка и некоторые другие коты и кошки: строго документальное повествование» была издана в Нижнем Новгороде и выдержала два переиздания (2006, 2007, 2009).

нет даты рождениянет места рождения

Марина Андреевна Журинская (род. 1943) - советский и российский журналист, публицист, лингвист, редактор православного журнала «Альфа и Омега». Кандидат филологических наук.

Биография

Марина Журинская - выпускник филологического факультета МГУ, защитила диплом по хеттологии. Стажёром попала по распределению в Институт языкознания, где ей сразу досталась лингвистическая типология - область, которой обычно занимаются сотрудники с большой выслугой лет. Проработала в институте почти 20 лет. Автор более сотни научных трудов. В середине 1970-х годов Марину Журинскую назначили координатором проекта ИРЯ АН СССР «Языки мира», вела проект до 1986 года.

В 1975 году приняла православное крещение с именем Анна. С 1994 года издатель и редактор журнала «Альфа и Омега». Член редколлегии сборника «Богословские труды».

Книга Марины Журинской «Мишка и некоторые другие коты и кошки: строго документальное повествование», посвящённая жившему долгое время у неё в семье коту Мишке, была издана в Нижнем Новгороде и выдержала два переиздания (2006, 2007, 2009).

Цитаты

Даже если куда-то денется Русская Православная Церковь, - что невозможно, но даже если она куда-то денется и в ней останется один священник - горький пьяница и заведомый стукач - я останусь его последней прихожанкой и мы вместе будем оплакивать наши грехи.

Марина Андреевна Журинская (26 июня 1941 - 4 октября 2013, Москва) - советский и российский журналист, публицист, лингвист, редактор православного журнала «Альфа и Омега». Кандидат филологических наук.

Биография

Дочь Андрея Михайловича Чумикова, работника Министерства финансов СССР. Окончила Филологический факультет МГУ, защитила диплом по хеттологии. Стажёром попала по распределению в Институт языкознания, где её областью занятий стала лингвистическая типология. Проработала в институте почти 20 лет. Автор более сотни научных трудов. В середине 1970-х годов Марину Журинскую назначили координатором проекта ИЯ АН СССР «Языки мира», вела проект до 1986 года.

В 1975 году приняла православное крещение с именем Анна. С 1994 года издатель и редактор журнала «Альфа и Омега». Член редколлегии сборника «Богословские труды». Много публиковалась в журнале «Фома».

Книга Марины Журинской «Мишка и некоторые другие коты и кошки: строго документальное повествование», посвящённая жившему долгое время у неё в семье коту Мишке, была издана в Нижнем Новгороде и выдержала два переиздания (2006, 2007, 2009).

С 1 июля 2013 года легла в больницу в связи с ухудшением состояния. Скончалась 4 октября 2013 года в Москве.

Соболезнования в связи с кончиной Марины Журинской выразил Патриарх Кирилл.

Семья

Первый муж - Альфред Наумович Журинский, второй - Яков Георгиевич Тестелец.

Цитата

Даже если куда-то денется Русская Православная Церковь, - что невозможно, но даже если она куда-то денется и в ней останется один священник - горький пьяница и заведомый стукач - я останусь его последней прихожанкой и мы вместе будем оплакивать наши грехи.