Родился в семье преподавателя Киевской духовной академии Афанасия Ивановича Булгакова и его жены Варвары Михайловны. Был старшим ребенком в семье и имел еще шесть братьев и сестер.
В 1901- 1909 годах учился в Первой киевской гимназии, окончив которую, поступил на медицинский факультет Киевского университета. Там учился в течение семи лет и подал рапорт для службы врачом в морском ведомстве, но по состоянию здоровья получил отказ.
В 1914 году с началом Первой мировой войны работал врачом в прифронтовых госпиталях в Каменец-Подольске и Черновицах, в Киевском военном госпитале. В 1915 году венчался с Татьяной Николаевной Лаппа. 31 октября 1916 года получил диплом «в степени лекаря с отличием».
В 1917 году впервые употребил морфий для снятия симптомов прививки от дифтерии и пристрастился к нему. В этом же году побывал в Москве и в 1918 году вернулся в Киев, где начал частную практику врача-венеролога, перестав употреблять морфий.
В 1919 году во время Гражданской войны Михаил Булгаков был мобилизован как военный врач сначала в армию Украинской народной республики, затем в Красную армию, потом в Вооруженные силы Юга России, потом перешел в Красный крест. В это время начал работать как корреспондент. 26 ноября 1919 года был впервые напечатан фельетон «Грядущие перспективы» в газете «Грозный» с подписью М.Б. Заболел тифом в 1920 году и остался во Владикавказе, не отступив в Грузию вместе с Добровольческой армией.
В 1921 году Михаил Булгаков переезжает в Москву и поступает секретарем на службу в Главполитпросвет при Наркомпросе, которым руководит Н.К. Крупская, жена В.И. Ленина. В 1921 году после расформирования отдела сотрудничает с газетами «Гудок», «Рабочий» и журналами «Красный журнал для всех», «Медицинский работник», «Россия» под псевдонимом Михаил Булл и М.Б., пишет и публикует в 1922 -1923 годах «Записки на манжетах», участвует в литературных кружках «Зеленая лампа», «Никитинские субботники».
В 1924 году разводится с женой и в 1925 году женится на Любови Евгеньевне Белозерской. В этом году написаны повесть «Собачье сердце», пьесы «Зойкина квартира» и «Дни Турбиных», опубликованы сатирические рассказы «Дьяволиада», повесть «Роковые яйца».
В 1926 году с большим успехом была поставлена пьеса «Дни Турбиных» во МХАТе, разрешенная по личному указанию И.Сталина,14 раз посещавшего ее. В театре им. Е.Вахтангова с большим успехом состоялась премьера пьесы «Зойкина квартира», которая шла с 1926 по 1929 годы. М.Булгаков переезжает в Ленинград, там встречается с Анной Ахматовой и Евгением Замятиным и несколько раз вызывается на допросы в ОГПУ по поводу своего литературного творчества. Советская пресса интенсивно ругает творчество Михаила Булгакова - за 10 лет появилось 298 ругательных рецензий и положительных.
В 1927 году написана пьеса «Бег».
В 1929 году Михаил Булгаков знакомится с Еленой Сергеевной Шиловской, ставшей его третьей женой в 1932 году.
В 1929 году произведения М. Булгакова перестали печататься, пьесы были запрещены к постановке. Тогда 28 марта 1930 года он написал письмо советскому правительству с просьбой либо дать право эмигрировать, либо предоставить возможность работать во МХАТе в Москве. 18 апреля 1930 года Булгакову позвонил И. Сталин и порекомендовал обратиться во МХАТ с просьбой о зачислении.
1930-1936-е годы Михаил Булгаков работал во МХАТе в Москве режиссером-ассистентом. События тех лет были описаны в «Записках покойника» - «Театральном романе». В 1932 году лично И. Сталиным была разрешена постановка «Дней Турбиных» только во МХАТе.
В 1934 Михаил Булгаков был принят в Советский союз писателей и завершил первый вариант романа «Мастер и Маргарита».
В 1936 году в «Правде» была напечатана разгромная статья о «фальшивой, реакционной и негодной» пьесе «Кабала святош», которую репетировали пять лет во МХАТе. Михаил Булгаков перешел работать в Большой театр как переводчик и либбретист.
В 1939 году написал пьесу «Батум» об И. Сталине. Во время ее постановки пришла телеграмма об отмене спектакля. И началось резкое ухудшение здоровья Михаила Булгакова. Был диагностирован гипертонический нефросклероз, стало падать зрение и писатель снова начал употреблять морфий. В это время он диктовал жене последние варианты романа «Мастер и Маргарита». Жена оформляет доверенность на ведение всех дел мужа. Роман «Мастер и Маргарита» был опубликован только в 1966 году и принес мировую известность писателю.
10 марта 1940 Михаил Афанасьевич Булгаков скончался, 11 марта скульптор С.Д. Меркулов снял с его лица посмертную маску. М.А. Булгаков был похоронен на Новодевичьем кладбище, где на его могиле по ходатайству жены был установлен камень с могилы Н.В. Гоголя, прозванный «голгофой».
Один из самых «медицинских» российских писателей (наряду с Чеховым, конечно) - Михаил Булгаков. Он и сам был врачом, медицинская тема в его произведениях не редкость. Всплывает эта тема и тогда, когда мы говорим о самом Михаиле Афанасьевиче: то, как он заболел и умер, не успев отредактировать свой роман, часто становится предметом литературоведческих исследований и спекуляций.
Часто доводится слышать о том, что раз писатель написал рассказ «Морфий», то и сам был морфинистом со стажем и умер по причине собственной наркомании.
Поэтому в данной главе мы воспользуемся мнением не литературоведа, а медика - Леонида Дворецкого, опубликовавшего исследование болезни и смерти писателя в солидном издании «Нефрология».
Anamnesis vitae
В 1932 году писатель Михаил Булгаков предупредил свою новую избранницу Елену Сергеевну: «Имей в виду, я буду очень тяжело умирать, - дай мне клятву, что ты не отдашь меня в больницу, а я умру у тебя на руках».
До смерти писателя оставалось восемь лет, за которые он напишет и почти закончит великое произведение «Мастер и Маргарита». <…>
Через шесть месяцев после появления первых симптомов болезнь развилась и привела пациента к медленной мучительной смерти: в последние три недели Булгаков ослеп, был измучен ужасными болями и прекратил редактировать роман.
Что же за недуг так жестоко обошелся с писателем?
Булгаков регулярно проходил обследования, которые не обнаружили никаких соматических патологий. Однако невротические расстройства у него уже наблюдались.
Так, в архиве Булгакова найден врачебный бланк с медицинским заключением:
«22.05.1934. Сего числа мною установлено,что у М.А.Булгакова имеется резкое истощение нервной системы с явлениями психостений, вследствие чего ему предписаны покой, постельный режим и медикаментозное лечение.
Тов. Булгаков сможет приступить к работе через 4–5 дней. Алексей Люцианович Иверов. Врач Московского художественного театра».
О подобных невротических состояниях и попытках их лечения упоминает и Елена Булгакова в дневниках 1934 г.:
«13-го мы выехали в Ленинград, лечились там у доктора Полонского электризацией».
«13 октября. У М. А. плохо с нервами. Боязнь пространства, одиночества. Думает, не обратиться ли к гипнозу?»
«20 октября. М. А. созвонился с Андреем Андреевичем (А. А. Аренд. - Примеч. Л. Д. ) по поводу свидания с доктором Бергом. М. А. решил лечиться гипнозом от своих страхов».
«19 ноября. После гипноза у М. А. начинают исчезать припадки страха, настроение ровное, бодрое и хорошая работоспособность. Теперь - если бы он мог еще ходить один по улице».
«22 ноября. В десять часов вечера М. А. поднялся, оделся и пошел один к Леонтьевым. Полгода он не ходил один».
То есть уже в 1934 году Булгаков пользовался минимум двумя распространенными тогда способами лечения неврозов: терапией ударами током и гипнозом. Вроде бы это ему даже помогло.
В письмах к Викентию Вересаеву, тоже врачу по профессии (помните его «Записки врача»?), Булгаков признавался:
«Болен я стал, Викентий Викентьевич. Симптомов перечислять не стану, скажу лишь, что на деловые письма перестал отвечать. И бывает часто ядовитая мысль - уж не совершил ли я в самом деле свой круг? Болезнь заявляла о себе крайне неприятными ощущениями „темнейшего беспокойства“, „полной безнадежности, нейрастенических страхов“».
«Соматика», телесное проявление болезни, манифестировала в сентябре 1939 года, <…> после серьезной для него стрессовой ситуации (отзыв писателя, отправившегося в командировку для работы над пьесой о Сталине) Булгаков решает уехать в отпуск в Ленинград.
И в первый же день пребывания в Ленинграде, прогуливаясь с женой по Невскому проспекту, Булгаков почувствовал вдруг, что не различает надписей на вывесках.
Подобная ситуация однажды уже имела место в Москве - до поездки в Ленинград, о чем писатель рассказывал своей сестре, Елене Афанасьевне: «О первой замеченной потере зрения - на мгновенье (сидел, разговаривал с одной дамой, и вдруг она точно облаком заволоклась - перестал ее видеть). Решил, что это случайно, нервы шалят, нервное переутомление».
Встревоженный повторившимся эпизодом потери зрения, писатель возвращается в гостиницу «Астория». Срочно начинаются поиски врача-окулиста, и 12 сентября Булгакова осматривает ленинградский профессор, выдающийся офтальмолог Николай Иванович Андогский. <…>
Профессор говорит ему: «Ваше дело плохо». Булгаков, сам врач, понимает, что все еще хуже: именно так началась болезнь, унесшая жизнь его отца примерно в 40 лет в 1907 году.
Поначалу - осмотры окулиста, <…> на глазном дне выявлены изменения, характерные для тяжелой артериальной гипертонии, о наличии которой у Булгакова до развившихся событий нигде нет упоминаний в имеющихся доступных материалах. Впервые об истинных цифрах артериального давления у писателя мы узнаем только после появления глазных симптомов.
«20.09.1939. Поликлиника Наркомздрава СССР (Гагаринский пр-т, 37). Булгаков М.А. Кровяное давление по Короткову Махim. - 205 / Minim. 120 mm».
На следующий день, 21.09.1939, состоялся домашний визит доктора Захарова, который отныне будет курировать М. А. Булгакова до его последних дней. Выписаны приходной ордер за визит (12 руб. 50 коп.) и рецепт на приобретение 6 пиявок (5 руб. 40 коп.). Чуть позже очень тревожные результаты дают анализы крови. <…>
Диагноз, а точнее симптомокомплекс, становится ясен: хроническая почечная недостаточность. Булгаков себе его тоже ставит.
В октябрьском письме 1939 года к киевскому другу молодости Гшесинскому Булгаков сам озвучивает характер своего заболевания:
«Вот настал и мой черед, у меня болезнь почек, осложнившаяся расстройством зрения. Я лежу, лишенный возможности читать, писать и видеть свет… Ну про что тебе сказать? Левый глаз дал значительные признаки улучшения. Сейчас, правда, на моей дороге появился грипп, но авось он уйдет, ничего не напортив…»
Осматривавший его в том же октябре профессор Мирон Семенович Вовси, авторитетный клиницист, один из консультантов Лечсанупра Кремля, имеющий опыт работы в области патологии почек, автор вышедшей впоследствии монографии «Болезни органов мочеотделения», подтвердил диагноз и, прощаясь, сказал жене писателя, что дает ему всего три дня жизни. Булгаков прожил еще полгода.
Состояние Булгакова неуклонно ухудшалось. По имеющейся подборке рецептов можно предполагать о наличии ведущих клинических симптомов и их динамике.
По-прежнему в связи с головными болями продолжали выписываться анальгетические препараты - чаще всего в виде сочетания пирамидона, фенацетина, кофеина, иногда вместе с люминалом. Инъекции сернокислой магнезии, пиявки и кровопускания были основным средством лечения артериальной гипертонии.
Так, в одной из записей в дневнике жены писателя находим:
«09.10.1939. Вчера большое кровопускание - 780 г, сильная головная боль. Сегодня днем несколько легче, но приходится принимать порошки». <…>
В ноябре 1939 года на заседании Союза писателей СССР рассматривается вопрос о направлении Булгакова с женой в правительственный санаторий «Барвиха». Странное место для умирающего с хронической болезнью почек. Но тем не менее Булгаков отбывает туда с женой. Основным методом лечения Булгакова там стали… тщательно разработанные диетические мероприятия, о чем писатель пишет из санатория сестре Елене Афанасьевне:
«Барвиха. 3.12.1939 Дорогая Леля!
Вот тебе новости обо мне. В левом глазу обнаружено значительное улучшение. Правый глаз от него отстает, но тоже пытается сделать что-то хорошее… По словам докторов, выходит, что раз в глазах улучшение, значит, есть улучшение в процессе почек. А раз так, то у меня надежда зарождается, что на сей раз я уйду от старушки с косой… Сейчас меня немного подзадержал в постели грипп, а ведь я уже начал выходить и был в лесу на прогулках. И значительно окреп… Лечат меня тщательно и преимущественно специально подобранной и комбинированной диетой. Преимущественно овощи во всех видах и фрукты…»
К сожалению, возлагавшиеся надежды (если таковые вообще возлагались) на «санаторную услугу» писателю Булгакову не оправдались. Возвратившись из санатория «Барвиха» в угнетенном состоянии, не ощутив практически никакого улучшения и осознав свое трагическое положение, Булгаков пишет в декабре 1939 года своему давнему другу-медику Александру Гдешинскому в Киев:
«…ну вот я и вернулся из санатория. Что же со мною?..
Если откровенно и по секрету тебе сказать, сосет меня мысль, что вернулся я умирать. Это меня не устраивает по одной причине: мучительно, канительно и пошло. Как известно, есть один приличный вид смерти - от огнестрельного оружия, но такового у меня, к сожалению, не имеется.
Поточнее говоря о болезни: во мне происходит ясно мной ощущаемая борьба признаков жизни и смерти. В частности, на стороне жизни - улучшение зрения. Но довольно о болезни! Могу лишь добавить одно: к концу жизни пришлось пережить еще одно разочарование - во врачах-терапевтах. Не назову их убийцами, это было бы слишком жестоко, но гастролерами, халтурщиками и бездарностями охотно назову. Есть исключения, конечно, но как они редки! Да и что могут помочь эти исключения, если, скажем, от таких недугов, как мой, у аллопатов не только нет никаких средств, но и самого недуга они порою не могут распознать.
Пройдет время, и над нашими терапевтами будут смеяться, как над мольеровскими врачами. Сказанное к хирургам, окулистам, дантистам не относится. К лучшему из врачей, Елене Сергеевне, также. Но она одна справиться не может, поэтому принял новую веру и перешел к гомеопату. А больше всего да поможет нам всем больным - Бог!»
Увы, как мы понимаем сейчас, переход от санаторных врачей к гомеопату был переходом от бесполезного к бессмысленному.
Гомеопатия даже как метод не работает. Ни тогда, ни сейчас, а потому состояние продолжило ухудшаться <…>.
03.02.1940. Булгакова консультирует профессор Владимир Никитич Виноградов, личный врач И. В. Сталина, впоследствии чуть было не погибший по «делу врачей». Приведем рекомендации проф. В. Н. Виноградова:
«1. Режим - отход ко сну в 12 часов ночи.
2. Диета - молочно-растительная.
3. Питье не более 5 стаканов в сутки.
4. Порошки папаверина и др. 3 р/день.
5. (сестре) Инъекции Myol/+Spasmol gj 1,0 каждого.
6. Ежедневно ножные ванны с горчицей 1 ст. л., 10 часов вечера.
7. На ночь микстура с хлоралгидратом, 11 часов вечера.
8. Глазные капли утром и вечером».
Вот так велись больные терминальной хронической почечной недостаточностью всего лишь три четверти века назад!
Друг Булгакова, режиссер и сценарист Сергей Ермолинский, так вспоминал о последних днях умирающего писателя:
«Это были дни молчаливого нравственного страдания. Слова медленно умирали в нем… Обычные дозы снотворного перестали действовать. <…> Ничего уже не могло помочь. Весь организм его был отравлен… …он ослеп. Когда я наклонялся к нему, он ощупывал мое лицо руками и узнавал меня. Лену (Елену Сергеевну) он узнавал по шагам, едва только она появлялась в комнате.
Булгаков лежал на постели голый, в одной набедренной повязке (даже простыни причиняли ему боль), и вдруг спросил меня: „Похож я на Христа?..“
Тело его было сухо. Он очень похудел…» <…>
Незадолго до смерти писатель говорил Валентину Катаеву: «Я скоро умру. Я даже могу вам сказать, как это будет. Я буду лежать в гробу, и, когда меня начнут выносить, произойдет вот что: так как лестница узкая, то мой гроб начнут поворачивать и правым углом он ударится в дверь Ромашова, который живет этажом ниже».
Так оно и произошло.
Anamnesis morbis
Итак, все кончено. Несмотря на позднейшие якобы воспоминания о результатах вскрытия, его, скорее всего, просто не было.
Когда говорят о вскрытии, часто вспоминают слова литературоведа Мариэтты Чудаковой («…сосуды у него были, как у семидесятилетнего старика…») и режиссера Романа Виктюка: «…я вспомнил ее (Елены Сергеевны) рассказ о том, как Булгакова лечили, кажется, от почек, а когда вскрыли, оказалось, что сердце изрешечено мельчайшими дырочками…»
Но никаких сведений о вскрытии найти не удается, и, вероятнее всего причины смерти, указанные в свидетельстве: нефросклероз (замещение почечной ткани - паренхимы - соединительной тканью) и уремия (интоксикация, вызванная накоплением в крови метаболитов, которые должны были выводиться с мочой, следствие почечной недостаточности), - были вписаны по справке из поликлиники.
Автор статьи, которой мы пользуемся, предлагает свой вариант диагноза: хронический интерстициальный нефрит (межтканевое воспаление почек) лекарственного происхождения. Вот как он его обосновывает.
В письме к брату писателя, Николаю Афанасьевичу, от 17.10.1960, то есть 20 лет спустя после смерти Михаила Афанасьевича, Е. С. Булгакова сообщает:
«…раз в год (обычно весной) я заставляла его проделывать всякие анализы и просвечивания. Все давало хороший результат, и единственное, что его мучило часто, - это были головные боли, но он спасался от них тройчаткой - кофеин, фенацетин, пирамидон. Но осенью 1939 г. болезнь внезапно свалила его, он ощутил резкую потерю зрения (это было в Ленинграде, куда мы поехали отдыхать)…»
В своих дневниках Елена Сергеевна часто упоминает о головных болях Булгакова, еще задолго до первых манифестаций поражения почек.
01.05.1934: «…вчера у нас ужинали Горчаков, Никитин… Встретил их М. А., лежа в постели, у него была дикая головная боль. Но потом он ожил и встал к ужину».
29.08.1934: «М. А. вернулся с дикой мигренью (очевидно, как всегда, Аннушка зажала еду), лег с грелкой на голове и изредка вставлял свое слово».
В архиве, собранном Е. С. Булгаковой, имеется серия рецептов, документально свидетельствующих о назначении писателю лекарственных препаратов (аспирин, пирамидон, фенацетин, кодеин, кофеин), о чем в рецептурной сигнатуре так и было обозначено - «при головных болях».
Эти рецепты выписывались с завидной регулярностью лечащим врачом Захаровым, прибегавшим к тому же ко всяческим ухищрениям для постоянного обеспечения несчастного пациента этими препаратами. Подтверждением может служить одна из его записок к жене М. Булгакова:
«Глубокоуваж. Елена Сергеевна. Выписываю аспирин, кофеин и кодеин не вместе, а порознь для того, чтобы аптека не задержала выдачу приготовлением. Дадите М. А. таблетку аспирина, табл. кофеина и табл. кодеина. Ложусь я поздно. Позвоните мне. Захаров 26.04.1939».
Длительное употребление анальгетических препаратов еще задолго до появления симптомов заболевания почек дает основание предполагать возможную их роль в развитии почечной патологии у писателя.
Вполне достойная версия. Увы, подтвердить или опровергнуть ее могли только вскрытие и качественная гистология почек. Но вскрытия не было (или его данные не попали в архивы), Мастер был кремирован и похоронен под камнем с могилы Николая Гоголя…
Тем не менее доказательство гипотезы российского врача пришло с появлением новых методов химического анализа. Израильские и итальянские ученые опубликовали на страницах солидного Journal of Proteomics исследование страниц рукописи «Мастера и Маргариты», вчерне законченной Михаилом Булгаковым за месяц до своей смерти, и смогли подтвердить как диагноз писателя, так и лечение, которое ему было назначено.
Команда Пьера Джорджио Ригетти из Политехнического университета Милана и Глеба Зильберштейна из компании Spectrophon проанализировала 10 случайным образом отобранных страниц рукописи (из 127 имевшихся в распоряжении исследователей) и обнаружила на них следы морфина, содержание которого составляло от 2 до 100 нанограмм на квадратный сантиметр.
Кроме того, был обнаружен метаболит морфина - 6-O-ацетилморфин, а также три белка - биомаркера нефросклероза. Рикетти поясняет, что свидетельства применения лекарства Булгаковым остались в потовых выделениях отпечатков пальцев и слюне, которая могла попадать на страницы в момент их перелистывания.
Страницы обрабатывались бусинами-сорбентами, которые потом проходили анализ в газовом хроматографе и масс-спектрометре.
В ходе работы исследователи контактировали с московской полицией, предоставившей возможность сравнить результаты анализа рукописей со стандартами морфина, бытовавшими в Москве в конце тридцатых - начале сороковых годов ХХ века.
Некоторые страницы, к примеру эпизод с диалогом между Иешуа и Пилатом, содержат довольно небольшое количество морфина - около 5 нг/см 2 . В то же время другие части, над которыми писатель подолгу трудился и не один раз переписывал, содержат достаточно высокие концентрации вещества.
Так, на странице с планом романа обнаружено до 100 нг/см 2 морфина.
Так что писателя унес в могилу или лекарственный, или гипертонический нефроcклероз (поражение почек, вызванное хронически повышенным артериальным давлением и атеросклерозом сосудов почек). Оба варианта заболевания сопровождаются сильнейшими головными болями и часто заканчивается смертью от почечной недостаточности (как это и случилось 10 марта 1940 года).
Увы, судьба Мастера показала, что представляют собой две очень распространенные причины смерти или тяжелых болезней: злоупотребление лекарственными препаратами (в том числе и по согласию с лечащим врачом) и «тихая смерть» - артериальная гипертензия.
10 марта. 16.39. Миша умер.
Валентин Катаев рассказывал, что незадолго до смерти Булгаков сказал ему:
«Я скоро умру. Я даже могу вам сказать, как это будет. Я буду лежать в гробу, и, когда меня начнут выносить, произойдет вот что: так как лестница узкая, то мой гроб начнут поворачивать и правым углом он ударится в дверь Ромашова, который живет этажом ниже».
Все произошло именно так, как он предсказал.
Угол его гроба ударился в дверь драматурга Бориса Ромашова.
Осенью 1939 во время поездки в Ленинград года Булгакову был поставлен диагноз: остроразвивающаяся высокая гипертония, склероз почек. Как врач, Михаил Афанасьевич понимал, что обречен.
Вернувшись в Москву, он слег и уже не вставал. Страдал страшно, каждое движение приносило нестерпимые боли. Сдерживать крик он был не в силах, снотворное не помогало. Он ослеп.
Последние записи из дневника Е. С. Булгаковой:
1 января 1940-го.
… Тихо, при свечах, встретили Новый год: Ермолинский - с рюмкой водки в руках, мы с Сережей (сын Е.С.) - белым вином, а Миша - с мензуркой микстуры. Сделали чучело Мишиной болезни - с лисьей головой (от моей чернобурки), и Сережа, по жребию, расстрелял его…
28 января.
Работа над романом.
1 февраля.
Ужасно тяжелый день. «Ты можешь достать у Евгения револьвер?» (Евгений Шиловский - предыдущий муж Елены Сергеевны, военачальник).
6 февраля.
Утром, в 11 часов. «В первый раз за все пять месяцев болезни я счастлив… Лежу… покой, ты со мной… Вот это счастье… Сергей в соседней комнате».
12.40:
«Счастье - это лежать долго… в квартире… любимого человека… слышать его голос… вот и все… остальное не нужно...»
29 февраля.
Утром: «Ты для меня все, ты заменила весь земной шар. Видел во сне, что мы с тобой были на земном шаре». Все время весь день необычайно ласков, нежен, все время любовные слова - любовь моя… люблю тебя - ты никогда не поймешь это.
1 марта.
Утром - встреча, обнял крепко, говорил так нежно, счастливо, как прежде до болезни, когда расставались хоть ненадолго. Потом (после припадка): умереть, умереть… (пауза)… но смерть все-таки страшна… впрочем, я надеюсь, что (пауза)… сегодня последний, нет предпоследний день…
8 марта.
«О, мое золото!» (В минуту страшных болей - с силой). Потом раздельно и с трудом разжимая рот: го-луб-ка… ми-ла-я. Записала, когда заснул, что запомнила. «Пойди ко мне, я поцелую тебя и перекрещу на всякий случай… Ты была моей женой, самой лучшей, незаменимой, очаровательной… Когда я слышал стук твоих каблучков… Ты была самой лучшей женщиной в мире. Божество мое, мое счастье, моя радость. Я люблю тебя! И если мне суждено будет еще жить, я буду любить тебя всю мою жизнь. Королевушка моя, моя царица, звезда моя, сиявшая мне всегда в моей земной жизни! Ты любила мои вещи, я писал их для тебя… Я люблю тебя, я обожаю тебя! Любовь моя, моя жена, жизнь моя!» До этого: «Любила ли ты меня? И потом, скажи мне, моя подруга, моя верная подруга...»
10 марта. 16.39.
Миша умер.
Михаил Булгаков почти точно предсказал дату своей смерти. Предсказал тогда, когда был на ногах и выглядел вполне здоровым человеком. Через 7 месяцев его не стало. Что это — предчувствие хорошего писателя или опыт хорошего врача?
«Имей в виду, я буду очень тяжело умирать»
Медики говорят, остаться здоровым в той жизни, которую прожил Булгаков, в принципе сложно. Две войны, голод, эпидемии тифа и холеры. Да и наследственность тяжелая — отец Булгакова умер от той же болезни и в том же возрасте, что и Михаил Афанасьевич. Однако братья и сестры писателя прожили долгие жизни.
Эксперты документального сериала « Клинический случай» на канале «Доктор» попробовали ответить на вопрос, почему Михаилу Булгакову не помогли лучшие врачи того времени и смогли бы современные врачи вылечить писателя.
«Имей в виду, я буду очень тяжело умирать, дай мне клятву, что ты не отдашь меня в больницу, а я умру у тебя на руках», — сказал Булгаков жене в 1939 году. Елена Сергеевна просьбу выполнила. Писатель скончался дома, переживая страшные боли — даже прикосновения одежды и одеяла были мучительны. Диагноз — нефросклероз, прогрессирующее заболевание почек, осложненное артериальной гипертонией, то есть повышенным давлением.
Сывороточная болезнь
Почечная недостаточность была у писателя с детства и, скорее всего, досталась ему в наследство от отца. В 1916 году Булгаков получил в Киеве диплом лекаря с отличием. Сначала работал военным врачом на фронте Первой мировой, «пилил ноги», так как самым распространенным солдатским диагнозом тогда была гангрена.
После его послали в село Никольское земским доктором, то есть человеком, который лечит почти все — терапевт, хирург и акушер в одном лице.
О работе в Никольском Булгаков напишет свои «Записки юного врача», в том числе о том, как лечил дифтерийный круп у крестьянских детей. Дифтерия — часто смертельная инфекционная болезнь, при которой дыхательные пути может перекрыть тонкая пленка. Круп не дает сделать вдох и убивает пациента, поэтому врачу в те годы приходилось отсасывать пленку специальной трубкой. При такой процедуре нередко заболевал и сам доктор — на счету дифтерии тысячи погибших при работе врачей.
Булгаков лечил от крупа ребенка и понял, что, возможно, заразился. Он решил ввести себе противодифтерийную сыворотку. Она сильно отличалась от современной прививки — да, более или менее защищала от инфекции, но давала тяжелые побочные эффекты и могла вызвать сывороточную болезнь. Именно это и случилось с Булгаковым. У него начался кожный зуд, распухло лицо, он не мог ходить, постоянно находился в постели. И без того не очень крепкое здоровье пошатнулось. Чтобы облегчить боль, Булгаков выписал себе рецепт на морфий. Первая жена писателя покупала его в разных аптеках, чтобы не вызывать подозрений, а Булгаков колол себе его дважды в день. Зависимость от морфия он впоследствии смог побороть, а вот привычку к обезболиванию — нет. Она-то, возможно, и привела его к гибели.
Мучительные головные боли
Во время Гражданской войны писатель снова работал на фронте и там перенес тиф. Выжил. Переехал в Москву. Там много и продуктивно работал. Все чаще писателя стали мучить невыносимые головные боли, которыми он впоследствии наградил героя «Мастера и Маргариты» Понтия Пилата: «Прокуратор был как каменный, потому что боялся качнуть пылающей адской болью головой.
Чтобы хоть как-то облегчить свое состояние, Булгаков пил много обезболивающих, по 4 порошка за раз. «Одна из причин, по которой у Булгакова прогрессировала болезнь почек, — нефротоксическое действие этих препаратов», — считает профессор Сеченовского университета Леонид Дворецкий.
«Хроническая болезнь почек — это немой убийца», — говорит нефролог Михаил Швецов про болезнь Булгакова. — Очень долго пациент не испытывает никаких симптомов, ухудшения самочувствия».
Но почечная недостаточность часто дает предрасположенность к гипертонии и инсультам. У писателя развилась самая тяжелая форма — злокачественная артериальная гипертензия, которая быстро дает осложнения на глаза, сердце и, опять же, почки.
В 1939 году Булгаков постоянно шутил о своей смерти, говорил, что пишет последнюю пьесу, живет последний год и в квартире уже «покойником пахнет». При этом анализы у него были вполне хорошие. Дело в том, что подтвердить изменения в почках — нефросклероз — могло бы УЗИ, которое тогда еще не изобрели. Оно появится только через 2 года, а в широкую практику войдет еще позже.
А вскоре писатель ослеп (его отец тоже ослеп перед смертью). Булгакова, к которому Иосиф Сталин имел особое, хоть и непростое отношение, лечили лучшие в СССР врачи, в том числе личный врач генсека профессор Виноградов . Писателя отправляют в санаторий в Барвиху — есть овощи и дышать воздухом. Зрение возвращается, но болезнь продолжает прогрессировать. Из санатория Булгаков вернулся разочарованным в терапевтах. Как врач он понимал, что лечение не сработало.
